На дворе послышался какой-то неясный шум. Это кучер, бросив бричку у ворот, оттолкнул дворника, открывшего массивную калитку, метнулся к крыльцу, на ходу крикнув, чтобы тот завел экипаж во двор.
— Барин! Ваше превосходительство! Мальчик! — одним духом выпалил хозяину кучер.
Шувалов продолжал смотреть на него непонимающим взглядом.
— Барыня, Ксения Лександровна, наказали спешно сообщить вам, ваше превосходительство, что Лизавета Андреевна родила сына! — пытался более внятно сообщить кучер радостную весть.
До сознания Андрея Петровича, истерзанного ожиданием, наконец-то дошел смысл сказанного. Свершилось! Он встал и, повернувшись к образам, широко и троекратно перекрестился.
* * *
Ксения вернулась домой после визита к Чуркиным в приподнятом настроении.
— Михаила Ивановича назначили в дипломатическую миссию полковника Игнатьева, которую посылают в Бухарский эмират, его советником! — еще с порога радостно сообщила она.
— И чего же это ты так радуешься? — подозрительно спросил Андрей Петрович.
— А как же? — не обращая внимания на скептический тон мужа, воодушевленно продолжила Ксения. — Во-первых, ему обещали в ближайшее время пожаловать чин надворного советника. А во-вторых, через год-другой направить на службу в одно из европейских посольств. Вот так!
— И что же, он потянет за собой в эту среднеазиатскую дыру и Лизу с Петрушей?! — забеспокоился Андрей Петрович.
Ксения снисходительно посмотрела на него:
— Нет, Андрюша, успокойся! Михаил Иванович решил, что его семья, пока он не устроится на новом месте, останется в Петербурге.
— Что это значит «пока»?
— Это значит, что потом видно будет, — Ксения обиженно поджала губы.
— В нормальных семьях такие важные вопросы принято решать на семейном совете, — жестко сказал Андрей Петрович. — Или я, может быть, не прав?
Ксения знала принципиальный подход к любому делу супруга, и ее тут же охватили сомнения:
— Но ведь Михаил Иванович все-таки тоже глава их семьи, — уже не так уверенно пояснила она.
— Никто и не собирается оспаривать его права. Меня же в данном случае заботит исключительно будущее Петруши. Ведь ему-то и двух годиков еще не исполнилось, он только научился держаться на ножках, его организм еще не окреп, а его собираются увезти из столицы к черту на кулички, в полудикую страну с опасным для здоровья климатом. Ты что, Ксюша, разве не понимаешь?!
Ксения, прижав руки к груди, смотрела на него широко открытыми глазами. До нее стал доходить смысл слов Андрея Петровича — Петрушеньке, ее кровиночке, угрожает опасность! В ней вдруг проснулся неистребимый, всепобеждающий женский инстинкт сохранения потомства.
Андрей Петрович тревожно глянул на побледневшую супругу:
— Что это с тобой, Ксюша?! — испуганный ее видом, участливо спросил он.
— Клянусь тебе, Андрюша, что Петруша в младенчестве никогда никуда не уедет! — ее глаза горели фанатичным огнем.
Он нежно обнял ее.
— Не будем кидаться из крайности в крайность, Ксюша. Вот это я тебе точно обещаю.
Та прижалась к его широкой груди, чувствуя себя надежно защищенной от всяческих житейских невзгод…
* * *
Ксения рыдала, сидя на диване и закрыв лицо руками. Андрей Петрович обнял ее за вздрагивающие плечи. Но как можно утешить дорогого человека, когда на их семью обрушилось такое неожиданное несчастье? Из Бухары пришло сообщение о скоропостижной кончине Михаила Ивановича. Диагноз: желтая лихорадка. Трое суток он метался в горячке, но спасти его так и не удалось. «Нередкий случай для тех мест», — пояснили доктора.
Ксения наконец-то смогла говорить:
— На Лизу страшно смотреть: лицо почернело, сама как будто окаменела, — утирая слезы, рассказывала она Андрею Петровичу. — Петруша к ней: «Мама, мама!». А она гладит его по головке и молча смотрит в одну точку. Я-то хоть плачу, а она все время молчит и ни одной слезинки. Так ведь и умом тронуться можно, — Ксения выжидательно посмотрела на него.
— Раз уж случилось такое несчастье, — глухо, как бы раздумывая про себя, произнес он, — надо бы Лизе с Петрушей вернуться в наш дом. Тем более, что у нее со свекровью и так отношения не ахти какие. А здесь ей с мальчиком будет гораздо спокойнее.
Глаза Ксении засветились радостью:
— Какой же ты умница, Андрюша! Я же с тех пор, как Лизонька переехала к мужу, не трогала ее комнату. Даже наказала прислуге менять постельное белье на ее кровати так же, как и раньше. Зайду, бывало, в ее комнату, когда ты на лекциях в университете, поплачу и вроде как легче станет. А теперь я смогу целиком посвятить себя воспитанию нашего Петрушеньки!
— Ты действительно, Ксюша, будешь для него заботливой бабушкой.
— А ты заменишь Петруше отца, — тут же счастливо подхватила Ксения, окончательно забыв про слезы.
— Дед заменить отца не может, — назидательно заметил Андрей Петрович.
— Это почему же? — искренне удивилась она.
— Потому как из-за любви к внуку ему не хватит строгости.
Ксения даже нашла силы улыбнуться.
— Баловать внука — это удел бабушки, а ты уж изволь проявить подобающую строгость в его воспитании. — Ксения обняла его. — Ты все сможешь, Андрюша! Я же очень хорошо знаю тебя, твою волю, твою целеустремленность. Ты станешь для Петруши не только хорошим дедом, но и отличным отцом. Вот попомни мои слова!
* * *
После завтрака Петруша позвал как-то Андрея Петровича в кабинет. Ксения с Лизой настороженно переглянулись. Они-то по собственному опыту хорошо знали, что это могло означать.
— Дедуля, мне уже одиннадцать лет.
Андрей Петрович улыбнулся:
— Ты, Петруша, затем и позвал меня, чтобы сообщить эту сногсшибательную новость?
— Нет. Я просто констатирую этот факт.
— Сразу виден внук профессора, — усмехнулся Андрей Петрович. — А что по существу?
— Теперь по существу, — не принял тот игривого тона деда.
«Растет внук, — удовлетворенно отметил Андрей Петрович. — Но что-то волнует его. И довольно сильно».
— Я учусь в гимназии, и по ее окончании должен буду поступать в университет. Так?
— Так.
Петруша напряженно посмотрел на него и вдруг улыбнулся:
— У меня, дедуля, есть другое предложение.
— Я весь внимание, — Андрей Петрович пытался уловить ход мыслей внука.
— Понимаешь, я еще до поступления в гимназию потихоньку брал в твоем кабинете старинные книги с рисунками о путешествиях в разные страны и часами рассматривал их.
— Но ведь эти книги находятся на верхней полке стеллажа, чуть ли не под самым потолком. Как же ты смог достать их?