Турки, конечно, тут же обнаружили его по громкому шуму и открыли по нему ружейный огонь. Однако Рождественский, несмотря на обстрел, хладнокровно приблизился к броненосцу и, круто развернув катер, подвел мину под его борт. Раздался оглушительный взрыв, заложивший на мгновение уши, а вслед за ним и дружное «ура!». Одновременно с броненосца был произведен первый орудийный выстрел в ответ, при вспышке которого ясно обрисовался огромный столб воды, поднятый миной. Броненосец стал крениться, а катер — быстро уходить от атакованного им противника.

* * *

В это время лейтенант Пущин на своем номерном катере шел в атаку на другой броненосец.

Неожиданно его катер начал терять ход, двигаясь лишь по инерции. «Винт!» — мелькнула догадка, и лейтенант сам прыгнул в воду. Держась одной рукой за борт, он освобождал винт от неизвестно откуда взявшегося конца, дюйма в четыре толщиною. «Конец буксирного троса, — предположил он. — Видимо, при крутом повороте намотался».

Как только гребной винт был освобожден от троса, катер тут же рванулся вперед.

— Стоп машина! — отчаянно прокричал машинисту в переговорную трубу боцман с мостика, а сам метнулся на корму помогать минному унтер-офицеру и матросу втащить барахтающегося в воде командира.

— Не зацепило винтом, ваше благородие?! — озабоченно спросил он.

— Бог миловал… — слабо улыбнулся лейтенант.

Из люка машинного отделения показалась голова машиниста.

— Что тут у вас случилось? — тревожно спросил он, удивленно глядя на командира, с которого потоками стекали струи воды.

— Ты почему сразу же не перевел маневровый клапан на «стоп»?! — набросился на него боцман.

— Хорош, ты, однако, Селиверстов! — огрызнулся тот. — Их благородие за борт, а ты, значит, ручки в брючки?! — и обратился, уже оправдываясь, к лейтенанту: — Кочегар шурует топку, я, ваше благородие, поддаю и поддаю пару в машину, а катер ни с места!

— Прекратите базар! — прикрикнул на них командир. — Не время! Боцман — к штурвалу! Машинист — полный вперед!

— Есть, ваше благородие! — дружно ответили те и бросились исполнять команды.

Тут по ним открыл орудийный огонь еще один броненосец. Пущин стал вести катер зигзагами, пытаясь сбить турецким канонирам прицел, но все-таки судно вдруг вздрогнуло от удара, а затем, кренясь, стало медленно погружаться в воду.

Убедившись, что спасти его уже невозможно, командир в отчаянии воскликнул:

— Вот расплата за задержку! — и громко приказал: — Всем покинуть катер!..

Достигнув вплавь берега, вся команда была схвачена турками и пленена.

* * *

Моральный эффект сулинского похода «Константина» оказался чрезвычайно велик. Турки почувствовали, что их флоту угрожает серьезная опасность не только на Дунае, но и на дальних подступах к их столице. Как выяснилось впоследствии, турецкий броненосный корвет «Иджалие» был поврежден настолько основательно, что вышел из строя до самого конца войны.

За успешную операцию на Сулинском рейде лейтенант Макаров был награжден орденом Владимира IV степени с бантами, а лейтенант Рожденственский — орденом Георгия IV степени. Эта удача не только подняла авторитет Макарова, но и вселила в командование Черноморского флота уверенность в возможности организации противодействия турецкому броненосному флоту.

Глава четвертая
Триумф командира «Константина»

Макаров уже на собственном опыте убедился, что и шестовые, и буксируемые мины недостаточно надежны. Мало того, мощность их зарядов была явно недостаточна для нанесения серьезных повреждений турецким бронированным кораблям.

«И действительно, — рассуждал он, — атака лейтенанта Рождественского лишь повредила атакуемый им корабль, но не привела к потоплению, и тот, пусть с небольшим креном, но покинул Сулинский рейд своим ходом. А ведь это был лишь корвет водоизмещением в тысячу тонн. А если атаковать такой миной броненосец водоизмещением от шести до девяти тысяч тонн? — вздохнул лейтенант. — Вот если бы рядом был Петр Михайлович! Ведь не зря же он говорил, что одна голова хорошо, а две — лучше. Да еще какая голова! — Макаров с досады стал мерить шагами каюту. Затем снова сел в кресло. — Но Петра Михайловича рядом нет, и не будет. У него своих забот выше головы. А что-то предпринимать надо!»

Он снова вскочил: «А самодвижущиеся мины Уайтхеда?! Я же точно знаю, что они есть на складах Морского министерства! Ведь эти мины обладают взрывной силой в несколько раз большей, чем применяемые нами. Да к тому же более удобны в обращении»…

К сожалению, Макарову мины Уайтхеда не выдали — под тем предлогом, что на их приобретение затрачены большие средства. «Сберегать мины из-за того, что они дороги, и не расходовать их для той цели, для которой они предназначены — просто глупо!» — возмущался командир «Константина». Он был настойчив и в конце концов сумел получить в севастопольском адмиралтействе несколько таких мин. Однако случаев боевого применения их всё равно еще не имелось, и никто не знал, как же ими надо пользоваться.

— Начнем с нуля, — обратился Макаров к командирам катеров. — И сразу в реальных условиях, поскольку проведение учебных стрельб нам не разрешили, ссылаясь на дороговизну мин.

С энтузиазмом сооружали деревянные пусковые установки и под наклоном устанавливали их на корме двух самых быстроходных катеров — «Чесмы» и «Синопа».

— Действовать будете так, — наставлял Макаров своих офицеров. — Подойдя к цели сажен на пятьдесят, сбрасываете эту мину-торпеду из пусковой установки за борт и тут же резко отворачиваете катер в сторону. Дело в том, что торпеда, упав в воду, погружается сажен на десять, делая так называемый «мешок», затем запускает свою паровую машину и, поднимаясь к поверхности воды на заданную глубину, стремительно идет к цели. А скорость движения у нее — дай бог каждому! — с горящими от возбуждения глазами, восклицал он. — И если вовремя не отвернуть, то она протаранит собственный же катер. Именно поэтому атаковать неприятеля торпедами можно только на рейдах с достаточной глубиной… Но это уже моя забота, господа командиры.

Все горели желанием как можно скорее применить торпеды в деле. Оставалась самая «малость» — выбрать удобный момент для торпедной атаки и получить разрешение начальства.

* * *

К сожалению, все складывалось не так-то просто.

Во-первых, как писали английские газеты, турки настолько были напуганы успешными атаками минных катеров в Мачинском рукаве Дуная и у Сулина, что им всюду мерещились неуловимые русские, шныряющие по Черному морю. Именно поэтому броненосная эскадра Гоббарт-паши практически прекратила активные действия, предпочитая «отсиживаться» в своих портах под надежной защитой береговых батарей.

Во-вторых, командование Черноморского флота не верило в возможность успешного применения самоходных мин Уайтхеда, которые к тому же были очень дороги.