– Есть ли, скажешь тоже! Вон «Щит Тилле»!
В подтверждение своих слов, он простёр руку к неестественно яркой звезде, сиявшей над окоёмом на юго-востоке.
– «Щит», «Ноготь», и «Парус» запустили то ли этлавагрцы, то ли альвы незадолго до Фимбулвинтера. – Вамба покачал головой.
– А записи где ж?
– С записями плохо, – вступила Кая. – И немудрено, сколько премудрости ледники смололи. Вёрдрагнефу, и ту археологи уже который век найти не могут.
– Вёрдрагнефу? – переспросил Лодмунд.
– Темнота! Этлавагрскую давнишнюю столицу! – просветил товарища оружейник.
– Синхронные спутники – точно нашей древней работы, – подтвердил Самбор. – Курум Алностович из Альдейгьи давеча определил по сплавам, в каких горах металл добывали. И выработки стародавние остались. Лаурион, например…
Поставив колёса столика на тормоз, Безмер принялся оделять разговаривавших серебряными чарками с замысловатым до непонятности рунным клеймом. В них плескалась прозрачная желтоватая жидкость с травяным запахом.
– Так-то оно так, – неохотно согласился Рагнхери. – Но как это объяснит, что нашёл там Ньялл Могучая Рука?
Участники беседы задумались. Вертя в руке чарку, К#варе рассудила, что все наверняка видели в учебниках истории фотографии, отснятые Ньяллом и Эадвейном после их высадки на «Ноготь Йорра». К#варе особенно запомнился обглоданный и частично разобранный по косточкам скелетик неизвестного науке животного, повисший в невесомости над кучкой-облачком обрывков фольги из неведомого металла, скорлупы орехов неопределимого вида, и косточек от ягод, вроде бы не росших ни на одном из материков или островов земного круга.
– Фейнодоксо сын Иоло рассказывал, что на луне…
Самбор (его лицо несколько портили усы и бородка, словно сбежавшие с изображения венедского сотника или урядника на погрызенных мышами веленевых полях какой-нибудь летописи) не успел закончить, прерванный не без труда выпихнувшимся из кресла Левотой:
– За матушкино здоровье!
Купец осушил чарку и вновь переполнил собой жалобно скрипнувшее кресло.
Остальные (не считая лётчиков, Безмера, и Толлака) последовали его примеру в употреблении напитка, оказавшегося довольно приятным на вкус.
– Мягок твой балдырган, Левота Уморович, – сказал промышленник похудее и помоложе. – Мягок, да обманчив!
В знак согласия, купец одобрительно крякнул, намазывая очередной расстегай мозгами морского козла.
– Оборотов в нём будет побольше, чем в горняцкой котяховке, – таинственно согласился Самбор.
Вамба кивнул. Свет электрических ламп в светильниках из бронзы с прозрачной мозаикой стал меркнуть, аксамитовые занавеси перед бронепереборкой по ходу разошлись, открывая белый прямоугольник образовки [174] с двумя мезофонами по сторонам. Толлак двинул ещё один переключатель, и из люка в полу с шипением пневматики поднялся кинострой [175] . Стюард извлёк из жестяного короба катушку с новостями, установил её на соответствующую ось, и принялся проводить плёнку мимо зубчатых колёс.
– Кцкваре, забыла спросить, ты сама по какой части в ватаге? – спросила тиванка (понятным образом, ей не вполне удался звук «#»).
Тут же раздалось хихиканье. К#варе повернула голову. Хихикала Адусвинта, примостившаяся на скамье через проход, к радости уже устроившихся там трёх молодых промышленников. Скрипачка чересчур охотно и многословно пояснила:
– В Нидаросе, Отур механик и Снелауг танцовщица решили срочно списаться с борта, пришлось новых вербовать, приходит эта дева на «Хранительницу», говорит, «Я по объявлению». Йоло хореограф нам: «Новенькая, спляши с Горяной пиррихий [176] »! Взяли мечи, сплясали. Йоло: «А теперь со мной рёропольс [177] »! А она и говорит: «Вы всех турбомехаников так проверяете»?
Промышленники засмеялись. Адусвинту следовало поставить на место:
– В том и разница между механиком и скоморохом, что механик спляшет, а вот скоморох турбину не починит.
На этот раз засмеялись и промышленники, и схоласты.
– Механик спляшет, или штурман споёт, – добавил кто-то.
– Подумаешь, споёт. Я вот, например, ещё на волынке умею, – похвалился Самбор.
– А крестиком вышивать? – поддел кто-то.
– Тише там, девы с молодцами! – призвал Толлак.
Кинострой застрекотал, мезофоны произвели шуршание, на прямоугольник упал свет, промелькнули рунные три, два, один, заиграла торжественно-жестяная музыка, и посреди образовки возникла надпись «Кинохронограф», за которой вращался земной круг. К#варе подпёрла подбородок кулаком, вглядываясь в серебристое мерцание картины.
По покрытой мелкой рябью воде в сопровождении нескольких кургузых лодчонок двигалось нечто прямоугольное. Руны пояснили: «Самый большой док». Вертолёт, с которого велась съёмка, приблизился к угловатому сооружению. Мелкая рябь оказалась полуторасаженными волнами, а лодчонки – паротурбинными буксирами каждый мощностью где-нибудь в девять-десять дюжин гроссов овцебычьих сил. «Первый из трёх доков для новой верфи в Винете построили в Гримсбю», – радостно сообщил бархатный голос вещателя. Вертолёт летел мимо неровной, странно отблёскивавшей стены высотой в несколько десятков саженей. «Чтобы отбуксировать его за три моря на юг, Кромфрид Щука придумал наморозить вокруг дока оболочку изо льда, да не простого, а смешанного с опилками и бумагой». Точка зрения поменялась – теперь К#варе словно стояла у вмороженного в лёд поручня вместе с лопоухим и неопрятно-бородатым мужем в потрёпанной меховой куртке и девой в длинной дублёнке. Оба были обуты в венедские валенки, дева держала на рукояти странный предмет, продолговатый и мохнатый – может быть, почитаемую венедами фафыгу. «Зачем опилки-то, Кромфрид»? – под приглушённый свист ветра сказала дева в предмет, оказавшийся микрофоном, затем едва не ткнув им в бороду изобретателю. Увернувшись, тот поправил на длинном носу круглые очки. «С опилками и бумагой тает медленнее, и выходит куда прочнее, чем просто лёд. Смотри»! Кромфрид выхватил из запаха куртки здоровенную ручницу-короткоствол и под углом в половину прямого разрядил её в покрытие. Дева взвизгнула и уронила микрофон. Угол зрения изменился, в освещённом прямоугольнике на стене показался ледяной настил с еле заметной царапиной от пули. «Так док в полрёсты длиной и плывёт через Завечернее море в Мидхаф», – радостно заключил вещатель, пока через освещённый прямоугольник образовки плыла, качаясь, ледяная стена с саженными рунами «Хавсфру».
– Не говорят, почему доки решили в Винету оттащить, – мрачно добавил Вамба. – Верно, боятся, что в Гримсбю море замёрзнет, и верфь встанет.