– Серега вас в парке вчера видел, – усмехнулся Егоров, кивнув на стоящего рядом оперативника – долговязого, крепкого, явно спортсмена.
– Мы и работали тоже, – сказала Есеня, доставая бумагу. – Вот список. Ваш маньяк среди этих тридцати фамилий. Учились все в одном классе.
– Откуда такая информация? – с глубоким недоверием спросил Егоров.
– От верблюда, – вместо Есени ответил Меглин. – Он все знает. Пробейте – женщина просит.
Егоров, скривившись, забрал список и позвал:
– Толя! Белых!
Подошел еще один оперативник, совершенно неприметный.
– Подними биографии этих школьников!
Когда полицейские разошлись, Меглин наклонился к Есене и тихо сказал ей на ухо:
– Будешь общаться со здешними ментами – смотри им на ноги.
– Зачем?
– ОН носит черные кроссовки. Большого размера.
– Откуда ты знаешь?
Меглин не ответил. Не сказал, что вчера, когда лежал, избитый, на земле, заметил бегущую по дорожке девушку. Ту самую, что лежала сейчас в морге. А еще – ноги человека в черных кроссовках, скрытого кустами…
Саша Тихонов шел на работу в Следственный комитет и вдруг услышал, что его кто-то зовет. Обернувшись, увидел прокурора Стеклова, отца Есени.
– Прогуляемся? – предложил тот.
Когда они немного отошли от здания СК, Стеклов сказал:
– У Есени сейчас многое в жизни меняется. Наша с тобой задача – поддержать ее в этот непростой период. Согласен?
– Да я с радостью, но она не горит желанием со мной общаться… – признался Тихонов.
– А ты будь настойчивей, – убеждал прокурор. – Зайди к нам как-нибудь, я приглашаю.
– Спасибо, я с удовольствием…
– Захочешь что-то обсудить, рассказать – я всегда выслушаю, – продолжил Стеклов. – Я должен быть в курсе, что с ней происходит. Договорились?
В парке было немноголюдно. Усадив Есеню на скамейку, Меглин сказал, что отойдет на минутку, и исчез. Прошло несколько минут, и к скамейке подошел тот самый долговязый оперативник, который приехал утром в морг вместе с Егоровым.
– Не пом-мешаю? – спросил он, слегка заикаясь. – Мокрушин, Сергей. Мы сегодня утром с вами виделись.
Есеня обернулась к Мокрушину. Первое, что она увидела, – черные кроссовки. Большого размера… Она испугалась, но взяла себя в руки.
– А вы тут откуда? – спросила любезно.
Опер сел рядом с ней.
– Патрулирую, – объяснил он. – Вас увидел – решил подойти… Если мешаю, я п-пойду!
– Нет, не мешаете.
Парень некоторое время сидел, искоса поглядывая на Есеню, потом решился и спросил:
– Как вам город?
– Приятный город, – сказала девушка. – Жалко, что такой повод для поездки.
– Ничего, скоро все это закончится, – убежденно заявил Мокрушин.
– Почему вы так решили?
– Ну вы же здесь? Почему вы на меня так смотрите?
– Сергей, а почему вы в милицию пошли?
Оперативник пожал плечами.
– Ну, я вообще-то легкой атлетикой занимался. А потом – квартира была нужна, а здесь давали…
– А дальше что думаете делать?
Мокрушин пожал плечами:
– Не знаю… Может, женюсь!
– А хотите, я вам по руке погадаю? – неожиданно предложила девушка.
– Как это? – опешил Мокрушин.
– Скажу имя жены. Давайте!
Оперативник, не ожидавший такого развития событий, улыбаясь, протянул руку. Есеня взяла ее, несколько секунд всматривалась в линии на ладони… а затем резко вывернула пальцы и заломила руку парня за спину. Мокрушин взвыл от боли. Его развернуло, сдернуло со скамейки, и он плашмя повалился на землю лицом вниз. Есеня стояла над ним, радуясь победе…
Впрочем, ее торжество длилось недолго – ровно до того момента, как вернулся Меглин. Вместо того, чтобы похвалить помощницу, задержавшую опасного маньяка, он освободил оперативника от захвата, помог подняться и извинился перед ним. А Есене сообщил, что у Мокрушина железное алиби, он проверил: в те дни, когда происходили последние убийства, парень или находился в отделении, на виду у сослуживцев, или его вообще не было в Липецке.
– Откуда я знала про его алиби? – сердито бурчала Есеня, когда они шли к выходу из парка.
– А спросить нельзя было?
– А где ты вообще был, почему меня бросил?
– Портреты получал, – ответил Меглин. – Вот, гляди.
И он развернул лист ватмана, который держал в руках. На нем карандашом были набросаны лица десятка примерно людей – тех, кто был в парке накануне, в тот момент, когда Меглин разыгрывал сцену «хулиган пристает к девушкам». Внимание Есени привлекло одно лицо – молодого еще человека, одетого в обноски, какие носят алкоголики. Того самого человека, что уже один раз встретился им, когда они шли к школе.
– Это кто? – спросила она.
– Тот, у кого хватило спокойствия остаться, когда меня били. Я художника заранее попросил всех зарисовать. Не узнаешь?
– Нет…
– Ладно, иди, утешай парня. Зря обидела – теперь утешай.
– А ты?
– А я поработаю…
И Меглин направился к выходу из парка.
Спустя некоторое время его можно было увидеть заходящим в подъезд одного из стоящих неподалеку домов. Поднявшись по лестнице, сыщик постучал в обшарпанную дверь. Ему открыл пожилой человек, по виду – явный алкоголик.
– Нам войти можно? – проникновенно спросил Меглин.
– Кому это – нам?
В ответ сыщик продемонстрировал бутылку водки у себя в руке.
Через несколько минут мужчины уже сидели в комнате и Меглин разливал водку по стаканам.
– Ну, за наших! – провозгласил он.
– Это за кого? – продолжал удивляться хозяин.
– За алкашей! Без них страна – пустыня!
Хозяин тост поддержал, и Меглин немедленно налил по второй. Однако пить не спешил. Вместо этого встал, подошел к стене, на которой висели семейные фото. Одна из фотографий запечатлела всю семью: мужчину, в котором, хотя и с трудом, можно было узнать хозяина квартиры, женщину рядом, и между ними – болезненного вида мальчика. Были и другие фотографии, где этот мальчик выглядел старше; на одной – уже совсем юноша. Меглин развернул свой ватман, сверяя лицо на фотографии с карандашным наброском. Потом спросил, не оборачиваясь:
– Это сын твой?
– Может, и так…
– Болел, что ли?
– Сначала жена болела, – ответил алкаш. – Померла… Потом он болел… с горя…