– Бог простит, – говорит хозяин. – Привет ему передайте.
И стреляет гостю в горло из арбалета. А потом, когда возвращается его жена, душит ее, приговаривая:
– Ты же знала! Ты все знала, сука!
Одежду и вещи гостей он топит в реке, машину оставляет у одной из станций метро. А тела… Тела, расчленив, скармливает собакам…
…Спустя несколько часов загородный дом наполнился людьми – здесь начала работать полицейская бригада. К следователям подошел офицер.
– За сараем собак нашли, – сообщил он. – Отравил мышьяком.
– А тела? – спросила Есеня.
– Пока нет…
Меглин походил по двору. Нашел водопроводный шланг, открыл вентиль и начал поливать землю. Когда земля намокла, проступил большой квадрат недавно вскопанного грунта.
– Здесь копайте, – велел сыщик.
Вскоре рядом с раскопанной коллективной могилой появились выложенные в ряд черепа, кости. Окинув их взглядом, Меглин спросил у Есени:
– Как думаешь, зачем он ребенка усыновил?
– Думаю, хотел защитить, – ответила она.
Меглин кивнул, сказал:
– Поехали.
Вначале они посетили крупный кондитерский магазин, где Меглин закупил целый мешок конфет. А затем отправились в детский дом. Пока ехали, Меглин делился своими выводами:
– Глядя на Штиха, Птаха понял: если есть деньги, можно все. И когда у него тоже появились деньги, стал мстить. Убивал по одному. Скармливал собакам. Таким же, которые напугали его в детстве.
– А почему он не со Штиха начал?
– Хотел, чтобы тот боялся. Чувствовал, что кольцо сжимается. Он же в полицию не пойдет. Штих занервничал. Но, учитывая, сколько через его руки ребят прошло за столько лет, сразу Птаху не заподозрил.
– А мы невольно его сдали…
– Ну да. Поэтому Птаха инсценировал свое исчезновение. Чтобы выиграть время.
– Для Штиха? – спросила Есеня.
Меглин молча кивнул.
В детдоме, пока дети разбирали конфеты, директор негромко рассказывал:
– С каждым годом их у нас все больше. Тут и лишение прав, и жестокое обращение. А детки хорошие. Вы только долго ни на кого не смотрите.
– Почему? – спросила Есеня.
– Чтобы зря не надеялись, – объяснил директор. – А вы тоже, как Птаха…
– В смысле? – спросил Меглин.
– Он каждый раз привозил целую гору конфет. Не только когда Егорку забирал, потом тоже.
– А последний раз он к вам когда приезжал?
– Давно, месяца два назад. Вот сегодня обещал заглянуть…
Сыщики переглянулись…
…Тенор не обманул – он действительно приехал, вместе с приемным сыном – десятилетним Егором. Они привезли целую гору подарков. Дети окружили знаменитого певца, кто-то полез на него, как на елку… Это были веселые минуты!
Наконец гости вышли из детского дома и направились к машине. И вдруг лицо Птахи разом изменилось, улыбка исчезла: он увидел Меглина и Есеню, стоявших чуть в стороне.
– Подожди меня в машине, Егор, – сказал певец и направился к сыщикам.
Втроем они укрылись от начавшегося дождя под козырьком подъезда. Здесь и состоялся последний разговор, который должен был определить судьбу тенора.
– В чем моя вина? – горячо говорил певец. – У каждого из этих так называемых приличных людей было второе лицо. И чем больше он казался приличным, тем отвратительней было его нутро звериное. Эти люди сгнили. Я просто завершал их путь. Они решили: раз есть деньги, все можно…
– А потом они у тебя появились, и ты тоже решил, – заметил Меглин.
– Это не то! – воскликнул Птаха. – Теперь они поймут: за все надо отвечать. За все!
– А сам готов ответить? – спросил сыщик.
– Да, – твердо ответил певец. – Только дай мне два дня. Два дня, Меглин, я тебя прошу! Ты обещал!
– Интересно, когда это? – спросила Есеня.
– Помните: «До самого конца»? Вы обещали пойти до самого конца…
Меглин покачал головой:
– Нет.
– Почему?! – взмолился певец. – Ответь!
Меглин повернулся к Есене. Она помедлила секунду, потом сказала:
– Отпусти его.
Он пристально смотрел на нее, но девушка выдержала его взгляд. Тогда сыщик повернулся и побежал к своей машине. А Есеня задержалась – ровно настолько, чтобы сказать певцу:
– Два дня.
…В тот же день Меглин и Есеня стояли в кабинете прокурора Стеклова. Есеня докладывала:
– В результате оперативно-розыскных мероприятий установлен основной подозреваемый в похищении и убийстве девяти человек – Михаэль Птаха. Объявлен в розыск.
– Есть какие-то идеи, где он скрывается? – спросил прокурор.
– Пока нет.
– Птаху брать живым! – сказал прокурор, обращаясь к Меглину. – Дело громкое, ошибки тебе не простят.
Меглин кивнул, вышел. Стеклов взглянул на дочь, сказал:
– Давно тебя не видел. Ты вообще собираешься дома появиться?
– Там воздух затхлый, – ответила она.
– Давай проветрим.
– Я в переносном смысле.
– Я тоже. Что мне сделать, чтобы ты вернулась?
– Попробуй для начала рассказать правду, – предложила Есеня. – О Берестовой. Об Огнареве.
Прокурор молчал.
– Вот видишь, – сказала Есеня перед тем, как уйти.
…Эту ночь они почему-то провели не дома, а в гостинице. Егор не спрашивал приемного отца, почему – он уже привык ему доверять. Доверять и любить. Поэтому не очень удивился, когда папа Михаэль рано утром разбудил его.
– Мы опять куда-то едем? – спросил мальчик спросонья. – Сейчас я соберусь…
Но певец покачал головой:
– Не надо. Егор, я сейчас… отъеду. А потом… Потом приедут люди, тебя заберут. Хорошие люди. Ты меня прости, если сможешь. Я не хотел, чтобы все так вышло.
– Как? – спросил ничего не понимающий Егор.
– Прости… – повторил Птаха, обнимая его. – Сиди здесь. И не выходи никуда, понял?
…Птаха вел машину не спеша – он все рассчитал и знал, что времени у него достаточно. Он ехал в музыкальную школу, куда в этот день должен был прибыть в гости знаменитый меценат Штих. Прибыть, чтобы отобрать себе «воспитанника». И пока Птаха ехал, он невольно вспоминал тот день, когда он сам маленьким мальчиком пел в хоре, а перед ним, словно стервятник, сидел на стуле меценат. Помнится, тогда Птаха пел «Беловежскую пущу»: «Заповедный напев, заповедная даль, свет хрустальной зари, свет, над миром встающий…» И сейчас, наверное, какой-то мальчик старается изо всех сил, стремится понравиться меценату, не зная, что его ожидает…