После длительного сражения солдату удалось более или менее надёжно пристроить на ковёр и себя, и Полночь, и свою шляпу с Шустриком-Быстриком.
— Приказывайте, — велел он. Смуглое его лицо побагровело.
Абдулла всхрапнул. Ковёр плавно поднялся в воздух, отчего Полночь принялась выть и отбиваться, а бутылка в руках Абдуллы дрогнула.
— О изящное кружево чар, — сказал Абдулла, — о ковёр колдовской красы, молю тебя на умеренной скорости двинуться в сторону Кингсбери, но при этом пусть величайшая мудрость, вплетённая в твою ткань, позаботится о том, чтобы нас никто не увидел.
Ковёр послушно поднялся сквозь туман, направляясь вверх и к югу. Солдат сжал Полночь в руках. Из бутылки донёсся дрожащий хриплый голос:
— А что, обязательно было так беззастенчиво его улещивать?
— Этот ковёр, — отвечал Абдулла, — в отличие от тебя, напоён чарами столь утончёнными и чистыми, что внимает лишь самым цветистым речам. В душе он — поэт среди ковров.
Ковёр явно загордился. Он выпрямил потрёпанные края и плавно понёсся к золотому солнечному свету над туманом. Из горлышка бутылки высунулся крошечный синий язычок и с паническим писком «Кошмар!» скрылся обратно.
Поначалу ковру было очень легко сделать так, чтобы никто его не видел. Он просто летел над разлившимся внизу туманом, белым и плотным, словно молоко. Но солнце всё поднималось, и сквозь туман стали проглядывать, сверкая, зелёные с золотом поля, а потом белые дороги и редкие домики.
Шустрик-Быстрик был потрясён. Он стоял на краю ковра, глядя по сторонам, и настолько явно был готов кувырнуться вниз, что солдату приходилось крепко держать его за крошечный пушистый хвостик.
Это было очень кстати. Ковёр метнулся к цепочке деревьев вдоль реки. Полночь вцепилась в него всеми своими коготками, а Абдулле лишь чудом удалось спасти солдатский ранец.
Солдата, судя по всему, слегка укачивало.
— Неужели нам настолько важно, чтобы нас не заметили? — спросил он, когда они заскользили мимо деревьев, виляя, словно бродяга, который прячется в живой изгороди.
— Думаю, да, — ответил Абдулла. — Согласно моему опыту, увидеть этого орла среди ковров — значит захотеть его заполучить. — И он рассказал солдату о всаднике на верблюде.
Солдат согласился, что Абдулла понимает всё правильно.
— Только вот мы из-за этого очень уж замедлились, — заметил он. — Мне-то кажется, что надо как можно скорее добраться до Кингсбери и предупредить короля, что за его дочерью охотится ифрит. За такого рода сведения короли обычно щедро вознаграждают. — Очевидно, теперь, когда солдату пришлось расстаться с мыслью о женитьбе на принцессе Валерии, он стал изобретать иные способы найти своё счастье.
— Не тревожьтесь, мы обязательно это сделаем, — заверил его Абдулла… И снова умолчал о споре.
Путь до Кингсбери занял весь остаток дня. Ковёр летел над руслами рек, вилял по рощам и лесам и разгонялся лишь тогда, когда земля внизу была совершенно пустой. Когда они, уже к вечеру, добрались до города — обширного скопления башен, обнесённого высокими стенами, которое превосходило Занзиб размерами раза в три, если не больше — Абдулла повелел ковру найти хорошую гостиницу поближе к королевскому дворцу и спустить их на землю там, где никто не заподозрит, как именно они сюда прибыли.
Ковёр повиновался — он заскользил над стенами, словно змея. После этого он полетел над крышами, следуя их изгибам подобно тому, как камбала следует изгибам морского дна. Абдулла, солдат и кошки тоже в изумлении глядели вниз и по сторонам. Улицы — и узкие, и широкие — были забиты роскошно одетыми людьми и дорогими каретами. Каждый дом казался Абдулле дворцом. Он смотрел на своды, шпили, богатую резьбу, золотые купола и мраморные мостовые, которым позавидовал бы сам Султан Занзибский. Бедные дома — если только можно назвать бедностью подобную пышность — были весьма изысканно украшены цветными узорами. А что касается лавок и магазинов, то обилие и качество товаров заставило Абдуллу понять, что занзибский Базар на деле убогий второсортный рынок. Неудивительно, что Султан так стремился к союзу с ингарийским принцем!
Гостиница, которую разыскал для них ковёр, расположенная неподалёку от огромных мраморных строений в самом центре Кингсбери, была по воле строителя усыпана рельефными изображениями всевозможных плодов, которые затем раскрасили яркими красками со щедрой позолотой. Ковёр мягко приземлился на покатую крышу гостиничной конюшни, ловко укрыв путников за золотой башенкой с позолоченным флюгером-петушком на спице. Они сидели и глядели на всё это великолепие, поджидая, пока двор внизу опустеет. Во дворе находились двое слуг — они мыли позолоченную карету и болтали за работой.
Говорили они по большей части о хозяине гостиницы, который, судя по всему, очень любил денежки. Однако, когда слуги устали жаловаться на то, как мало им платят, один из них сказал:
— А что там слышно про того дальнийского солдата, который ограбил кучу народу на севере? Мне вроде говорили, он сюда направляется.
На что второй ответил:
— Да, он-то уж точно дёрнет в Кингсбери. Все так делают. Только у городских ворот его уже ждут. Далеко ему не уйти.
Абдулла и солдат переглянулись.
— У вас есть другая одежда? — прошептал Абдулла.
Солдат кивнул и принялся яростно рыться в ранце. Вскоре он вытащил две рубахи наподобие крестьянских — со сборками и вышивкой на груди и спине. Абдулла удивился, откуда они у солдата.
— Сушились у околицы, — буркнул солдат, извлекая одёжную щётку и бритву. Прямо на крыше он переоделся в одну из рубах и приложил все усилия, чтобы отчистить штаны, не производя при этом шума. Однако самым шумным делом оказалось побриться, не имея в распоряжении ничего, кроме бритвы. Двое слуг то и дело оглядывались на сухой скрежет, доносившийся с крыши.
— Птица, наверно, — сказал один.
Абдулла натянул рубаху прямо поверх куртки, которая к этому времени была похожа на что угодно, кроме его лучшего наряда. Стало жарковато, но Абдулле бы не удалось вытащить из куртки все припрятанные деньги так, чтобы солдат не понял, сколько их у него. Он причесался одёжной щёткой, пригладил усы — на ощупь там теперь было не меньше дюжины волосков — а потом той же щёткой отряхнул штаны. После этого солдат подал Абдулле бритву и молча показал на косицу.
— Жертва великая, но мудрая, друг мой, — прошептал Абдулла. Он отрезал косицу и спрятал её в золотом петушке. Вид у солдата стал решительно другой. Теперь он был вылитый процветающий фермер с пышной шевелюрой. Абдулла надеялся, что сойдёт за младшего брата фермера.
Пока они этим занимались, двое слуг домыли карету и стали заталкивать её в каретный сарай. Проходя под крышей, на которой лежал ковёр, один из них спросил:
— А как тебе эта сплетня, что-де кто-то хочет украсть принцессу?
— Да не врут, наверно, — рассудил второй, — если ты об этом спрашиваешь. Говорят, придворный маг, бедняга, всё на карту поставил, только бы предупредить короля, а он не из таких, чтобы попусту гвалт поднимать.