– Убью! – провыл он. – Горло вырву!
– Кого? – тускло рыкнул Медведь.
– Всех! Но в первую голову – тварь лживую! Человечку!
Медведь молча кивнул, глядя, как из-под уродливого алтаря медленно ползет тусклая полоса плесени и с тихим шелестом осыпается с сосен молодая хвоя.
– С тех пор оно так и пошло – сперва-то только окрест худо стало, а потом помер наш Лес, в Мертвый превратился, да такой, что ни живому, ни мертвому зверью нету больше пристанища – приходят помершие звери к нам, а обратно не возрождаются, так и остаются черными тенями среди мертвых стволов. А Лес… – Медведь вдруг испуганно оглянулся и воровато прошептал: – Он ведь дальше ползет – Мертвый-то Мертвый, а шустрый!
Ирка, только сбросившая морок, снова почувствовала, как ее накрывает волна чужого видения: Лес выцветал. Осыпалась зеленая хвоя, и корчилась, как в огне, листва. Веселые серебристые ручьи тускнели, замирал бег воды, становясь медлительным, как расплавленное олово, и таким же тусклым. Проступая сквозь пол и стены амбара, вокруг простирались уже знакомые черные стволы-скелеты, тянули искореженные, точно покрытые золой ветки. А потом она увидела, как шевелятся под землей мертвые черные корни. Они ползли, волоча за собой трупы-стволы, они передвигались, медленно, но упорно, и вместе с ними ползли белесые лишайники, жадно открывающие тысячи маленьких устьиц в жажде живой крови, и неслись рои зеленых мух, обсиживающих еще живое тело, превращая его в смрадный труп. Тоненькие усики плесени просачивались в землю, превращая ее в бесплодную труху, наполненную безглазыми белыми червями – взрываясь, будто подземные гейзеры, черви выплескивались на поверхность, поглощая все на своем пути. Ирка увидела судорожно дергающуюся ногу косули, все остальное тело уже скрылось под шевелящимся покровом: вот последние судороги затихли, и несчастное животное замерло, а потом растеклось смрадной лужей. От мертвых вод Звериного Кладбища плавно скользили души тварей лесных: ежей и зайцев, могучих медведей, хитрых рыжих лисов и серых ночных охотников-волков. Скользили, чтобы затеряться средь мертвых стволов и метаться меж ними, теряя суть и облик, чудовищной нежитью расползаясь по Ирию и дальше, дальше…
Ирка вскрикнула: она увидела свой мир! Поля, где ядовитая земля корежит брошенное в нее зерно, пропитывая его своим ядом и наполняя тела людей и зверей неживой ядовитой дрянью. Бесконечные смердящие помойки, уродующие землю и плавающие посреди океана, медленно опускаясь на дно и пропитывая мертвечиной все живое. И эта мерзость перетекала между двумя мирами – расползающееся по воде пятно нефти в Иркином мире просачивалось в Ирий, растекаясь лужей ядовитой грязи посреди цветущей лужайки, а деревья Мертвого леса прорастали в мир людей, наполняя его мертвыми черными спорами. Иркин мир напоминал яблоко из супермаркета – с тугими ярко-красными боками и блестящей, будто воском натертой кожурой, под которой прячется гниль.
Прижимая руки к животу, Ирка судорожно закашлялась, словно пытаясь вытолкнуть набившуюся в рот, нос и глаза, закупорившую легкие мерзость.
– Никакого сладу с ним не стало… с Псом. Хотя какой он теперь Пес – он теперь Повелитель! – с усталым ехидством пробурчал Медведь. – Мертвых в Лес таскает – будто своей мертвечины нам мало, творит с ними… тварей непотребных, ни живых, ни мертвых!
К видению Мертвого леса добавились груды брошенных среди стволов людских тел – и бьющихся в тисках блеклого лишайника животных… легионы странных, искореженных тварей, сползающихся к границе Леса… Тысячи неподвижных, мертвых глаз, таращащихся из-за мертвых стволов на живой мир! Невидимые в толпе, под широкими плащами по мощеным улицам городов скользили нечеловечески гибкие фигуры – и свет ночных фонарей, заглянув под низко надвинутые капюшоны, испуганно шарахался, наткнувшись на складчатую серую кожу, жабью пасть и узкие щелочки глаз.
– Серокожие! – выдохнула Ирка.
– Амряу! – с омерзением оскалился Старший Кот. – Он их… делает. И наделяет своей Силой. И верит им так, как не верит никому из нас!
– Придется огорчить вашего друга Волка – вырвать горло толстой человечке у него не получится, – послышался дробный перестук каблучков, и из тьмы у входа вынырнула закутанная в шитый серебром синий плащ молоденькая блондинка. За ней следовал худой курносый парень со слишком большим для него мечом за плечами – и как он с этой штукой управляется? Может, вовсе и никак, выхваляется хлопец…
– То ты его не знаешь, – настороженно наблюдая за ней – кто еще такая? – буркнул Медведь.
– Я, конечно, не знаю конкретно этого волка, – терпеливо пояснила блондинка. – Но вообще-то волки сено не едят. А Рада Сергеевна – толстая человечка – сейчас представляет собой толстенький пучок сена.
– Это кто ж с ней такое сделал? – обалдело приоткрыв рот, проревел Медведь.
Стоящий у нее за спиной Богдан сделал страшные глаза и аккуратно потыкал кончиком пальца в сторону Таньки. Та не оглянулась, но улыбнулась со скромным торжеством. Ирка пока украдкой вытерла мокрое от слез и пота лицо. Хорошо, что никто не смотрит. И плохо… плохо иногда быть ведьмой: уметь видеть чужими глазами, чувствовать чужими чувствами.
– Нельзя так выходить из себя, – тихонько пробормотала она. – Плохо может кончиться.
– Ну так чё – поехали? – отвлекаясь от недоверчивого созерцания Таньки, радостно предложил Медведь.
– Безусловно, – рассеянно обронила Ирка, стараясь унять поселившуюся в горле тошноту и дрожь где-то в глубине желудка. – Чего? – отвлекшись от мерзких ощущений на неприятную тишину вокруг, Ирка огляделась. Все пялились на нее – и Старшие Звери, и Танька, и Богдан, и кот. Только конелюди продолжали азартно выбрасывать кости и двигать фишки.
– Ты едешь с нами в Мертвый лес? – недоверчиво спросил Лис.
– Ты едешь с ними в Мертвый лес? – еще более недоверчиво переспросила Танька.
– Нет, конечно! – возмутилась Ирка. – Тем более что вы мне так и не объяснили, какова процедура освобождения… Великого Пса.
– Так сами не знаем, Псом клянусь! В смысле Пес нам ничего не говорит, – замотал тяжелой башкой Медведь. – Он вовсе с нами нынче не разговаривает – только приказы отдает, – пробурчал он.
– Теперь я тем более хочу встретиться с Табити-Змееногой, – задумчиво проговорила Ирка. – А то неувязочка в вашем рассказе получается. Вот так жили-жили себе в Ирии: Табити-Змееногая в своих Змеевых Пещерах, а Пес Симаргл в своем Лесу, а потом вдруг она набежала на него с кодлой драконов – и давай заточать? Ни с того ни с сего?
– Так мало какая вожжа этой ящерице крылатой под хвост попала, – буркнул Медведь.
– Не думаю, что вожжи – самый распространенный предмет в Змеевых Пещерах, – усмехнулась Танька. – Кстати, в прошлый раз, когда она устраивала разборки с богами, у нее были вполне объективные причины: они мужа ее убили и ее тоже пытались.
– И после заточения Великий Пес тоже не слишком здорово себя ведет, – покивала Ирка. – Я, конечно, понимаю: стресс, депрессия – но и меру надо знать! Так ему и передайте. И напомните, пожалуйста, что он и его подручные уже много раз пытались захватить меня силой – и ничего не вышло. Теперь пусть посидит тихонько и подождет, пока я разберусь, кто тут прав, кто виноват и какие могут быть последствия.