– А что, собственно, ты так волнуешься? – поинтересовалась Осока. – Эпоха твоя?
– Вроде бы, да, – пожал плечами я. – Думаешь, я так подробно помню, что транслировали четыре года назад?
– Значит, всё хорошо?
– Ну, не совсем. Понятие «моя эпоха» тоже растяжимо. Вдруг тут двадцать лет прошло? Хотя нет, вот в этом сериале половина актёров давно поменялась, – кивнул я на экран. – Главное – не вернуться раньше, чем мы уехали в этот поход. А у меня на родине сейчас, похоже, весна.
– Как ты определил? – удивилась Натуа.
– Знаю звёздное небо. Приём вечерних и ночных передач моей Родины с этого направления возможен именно весной, когда на небе Дева, Ворон и Гидра. Будь сейчас осень, мы увидели бы, наоборот, дневные передачи. Если вообще увидели бы, слишком сильно Земля загораживает Центавр своим боком.
– А-а, это из-за наклона оси вращения? – сообразил Сакис.
– Да.
– Секунду, а сколько точно отсюда до Земли? – спросила Осока. – Ровно четыре годичных цикла или нет?
– Ох, я, кажется, идиот. Конечно! Четыре и одна треть! То есть, если мы, скажем, увидим трансляцию от апреля, на Земле уже будет август!
Полтора часа спустя выпуск новостей рассказывал о репетиции военного парада. Юбилейного парада на Поклонной горе. Всё стало на свои места. Прибавляем время полёта луча и получаем, что на Земле сейчас должен быть сентябрь 1999 года, самое начало. Словно и не было вовсе этих восьми месяцев, проведённых мной по другую сторону галактического ядра, в Тёмной Зоне, как романтично называют её земные астрономы.
Я посмотрел на Осоку. Девушка улыбнулась. И сказала голограмме:
– Падме, давай же отвезём, наконец, Алекса домой.
– Да-да, – закивала та, – конечно. Поехали!
К Земле подходили очень осторожно. Во-первых, нужно было обнаружить и обойти все спутники связи, ретрансляторы, иные гражданские и военные аппараты, не повредив ни один. Во-вторых, мы пока не знали, хорошо ли система маскировки работает против земных средств обнаружения, или они, как в случае с супер-пупер «стелсом», всё же, увидят на экранах «что-то такое». Космическую скорость Падме погасила над закрытым облачностью участком дневной стороны планеты, дальше – только малая тяга плазмотермических двигателей скрытного хода, не оставляющих ионного следа. Естественно, с включённой маскировочной системой. К счастью, локаторы ПВО нас так и не увидели. Поэтому для стоянки корабля выбрали полузаброшенную стройку прямо в городской черте. С трёх сторон площадку загораживала лесополоса железной дороги, с четвёртой – скелет собственно недостроенного предприятия. Судя по заросшей бурьяном и молодыми деревцами территории, активных работ здесь не велось очень давно. Лишь «человеки-невидимки» – бригада смуглых гастарбайтеров – копались в руинах, расковыривая остатки стен на кирпичи для какой-нибудь дачи. Я решил, что лучше места не найти. А выпроводить нелегалов так, чтобы они в прямом смысле этого слова забыли сюда дорогу, с Осокиными способностями труда не составляло. Для начала пришлось временно запереть всех девятерых в строительном вагончике.
– Придётся работать с каждым индивидуально, – вздохнула Осока. – Влиять на группы я не очень умею.
– Внуши им, что они спокойно работали и ничего не видели, – сказал я. – И чтоб до понедельника сюда не возвращались.
И тут из вагончика раздался стук, и вежливый голос произнёс:
– Насяльника! Не надо колдовай!
– Это кто там? – удивлённая Осока распахнула дверь. На пороге стоял самый пожилой из рабочих.
– Не надо колдовай, – повторил он. – Мы быстро-быстро уходил, никому-никому не говорил. Панеделник придём.
– Знаешь, а я им верю, – сказала Осока. – Ну-ка, давайте, гуляйте отсюда и не возвращайтесь до следующей недели.
– Нет-нет, ни за какой денги! Толка панеделник! – заверил рабочий. Когда его соотечественники потянулись к воротам, он поклонился и добавил: – Бесиор ташаккор, иблис-ханум.
– Чего ты опять ржёшь? – покосилась на меня Осока. – Вежливый мужчина, попросил, поблагодарил…
– Вопрос, как поблагодарил! Ты, конечно, не дэвиш, но парни явно приняли тебя за дочку их верховного чёрта.
– И что смешного? Нет бы посочувствовать, что я так ужасно выгляжу в глазах аборигенов!
– Ты выглядишь божественно… иблис-ханум.
– Вот как двину сейчас!
– Не надо. Пойду-ка я лучше, осмотрюсь, нет ли здесь ещё кого, вроде бомжей, и хорошо ли загораживают здания.
– Осторожность не помешает, – кивнула Осока, сразу становясь серьёзной. – Наша маскировка на грунте не работает, контакт с поверхностью на что-то влияет.
Что ни говори, а идти по обычному земному суглинку было чертовски приятно. Глаз всё время цеплялся за знакомые растения: подорожник, лебеда, пустырник, крапива, а вон и репейник выставил из широких, как зонтики, листьев свои игольчатые соцветия. Покосившиеся плиты бетонного забора, ржавая колючая проволока… Как всё это привычно и как по-новому ощущается после девяти месяцев отсутствия! Всё же, я не позволил себе расслабляться и благодушничать, а придирчиво осмотрел всю стройку на предмет лежбищ бомжей, пытался заглядывать в щели стен и рассмотреть сквозь них «Амидалу». Нет, не видно, всё в порядке. И отсюда тоже. И отсюда. Сделав круг, я возвратился к кораблю. Отсутствовал я минут десять, не больше, а когда обогнул короткое крыло со сложенными ионизаторными панелями, обнаружил, что Сакис и Натуа сидят на откинутом пандусе снаружи корабля.
– Воздухом дышите? – поинтересовался я.
– Ушли от греха, – сказал Сакис. – Там такие страсти кипят… Ты бы тоже не ходил, испепелить ненароком могут.
– Да, впервые слышу, чтобы корабль поругался со своей хозяйкой, – добавила фоллинка.
– Поругался?? – переспросил я и поскорее бросился внутрь, чего доброго, ещё разнимать придётся. Двери гостиной и рубки были раздвинуты, поэтому, выйдя из турболифта, я тотчас услышал голос Падме:
– А я сказала, «нет». Я не оставлю его здесь без средств передвижения.
– То есть, лететь ты отказываешься? – спросил другой голос, Осоки. – Наотрез?
– Именно так.
– Падме, но ты же корабль! Ты не должна перечить экипажу!
– Вот ещё! Одно другому не мешает.
– Так, девочки, о чём спор? – вклинился я в беседу. Обе дамы, живая и голографическая, немедленно повернулись в мою сторону.
– Осока хочет лететь обратно, – наябедничала Падме, – без тебя.
– А Падме не хочет, – добавила Осока. – Говорит вот, что бросить тебя не может. Ты пойми, – снова обратилась она к голограмме, – неизвестно, как наши там без нас. Может, их за два месяца в тонкий блин раскатали! Прилетел опять Ныга, привёл дружков…
– Да-да, и тут являемся мы, обе такие красивые и в блеске славы! – ехидно перебила голограмма. – И на пару разносим пол-Галактики. Если ты забыла, я малость поменьше имперского разрушителя и выхлопом разгонять флоты не умею. А вдруг, не сглазить, конечно, я пострадаю в бою? Кто вывезет отсюда Алекса, когда он захочет куда-нибудь лететь?