— Они не понимают, за что платят вам такие деньги. Нужны более ценные сведения.
— А если их нет? — насупился Глеб.
— Найдите! Не может не быть. Мистер Рейли слишком важный арестант, чтобы о нем и его безопасном содержании не беспокоились…
Гусев явился к Голицыну в совершенном расстройстве и признался, что не может ничего такого придумать, чтобы поддержать интерес таинственных хозяев Ивановича.
Тогда Андрей и решил дать ему напарника и наставника одновременно в лице кого-то из своих, более опытных оперативников. Он вызвал штабс-капитана Гринько, как одного из самых старых и мудрых агентов Службы. Собственно, именно Гринько и помогал подполковнику Вяземскому в свое время набирать кадры для управления.
— Степан Михайлович, нужен ваш совет, — серьезно начал Андрей. — Вы ведь в курсе задания поручика Гусева, которого временно перевели к нам из третьего управления?
— Так точно, господин капитан. А что он, уже натворил чего?
— Почему вы так решили?
— Так ведь зеленый совсем! Ну, какой из него агент, да еще под прикрытием? У него ж на лбу написано «романтик».
Голицын хмыкнул на сей пассаж, но вынужден был согласиться с определением.
— Вот я и хочу дать Гусеву опытного напарника. Осталось выбрать кандидатуру. Собственно, таких всего двое: Громов или Белов?
— Громов, — подумав, сказал Гринько. — Для такой рискованной игры требуется именно нахальство. А у Громова его хоть отбавляй. Белов тоже хорош, но уж больно правильный. Поручик Гусев боек и не трус, но он кабинетный работник, а тут нужен… хм, авантюрист. Точнее, авантюрист с задатками гимназического преподавателя классической латыни…
Голицын улыбнулся: сочетание, конечно, странное, но для руководства Гусевым самое подходящее. Громов при необходимости мог добиваться цели с занудством не то что латиниста, а преподавателя каллиграфии.
— Решено. Пусть будет Громов. Вызовите его ко мне, Степан Михайлович…
Поручик Алекс Громов, агент по особым поручениям, бойкий и языкастый молодой человек, явился незамедлительно.
— …так что будете с сего дня работать в связке с Глебом Гусевым, — завершил Голицын инструктаж, — постепенно перенимая всю операцию и высвобождая Гусева для иных дел. Тем более что он в эту историю ввязался случайно. — Андрей подумал и добавил: — И это хороший знак! Выходит, наш противник знает о нас менее, чем ему бы хотелось…
Громов выслушал начальство с твердокаменным лицом, и лишь в глубине его темных глаз Голицын углядел с трудом сдерживаемых бесенят. Алекса уже буквально распирало от разгоревшегося веселого энтузиазма.
Андрей вызвал по внутреннему телефону дежурную часть.
— Паша, а разыщи-ка мне поручика Гусева, да поскорее.
— Будет исполнено, господин капитан! — бодро ответил Фефилов.
Глеб сидел за рабочим столом, обложившись статистическими справочниками, и был просто счастлив, когда его оторвали от работы.
Обнаружив в начальственном кабинете кроме капитана Голицына, боевым лаврам которого немного завидовал, еще и поручика Громова, Глеб удивился и насторожился.
С ним по службе он дел не имел совершенно, однако знал репутацию Алекса: ушлый, пронырливый и энергичный.
Собственно, эта репутация была и на физиономии написана. Громов имел лицо круглое и жизнерадостное, улыбку от уха до уха, черные глаза и брови, наводившие на мысли о цыганщине, а что касается тоже черных, но с ранней проседью, вьющихся волос, так те уж точно были цыганские, и чтобы содержать буйную гриву в порядке, Алекс изводил на нее фунты бриолина. Стричься он отказывался, потому что в случае необходимости, как агент по особым поручениям, мог без всякого парика изобразить и цыганского скрипача, и загулявшего купчика, да хоть французского актера.
Странные причуды были у матушки-природы: Федор Самуилович Нарсежак, почти настоящий француз, сильно смахивал то ли на японца, то ли на корейца, а Громов, чья русская фамилия мало соответствовала имени Алекс, скорее пригодному для француза-католика, имел цыганское обличье. И сей хабитус, по выражению спецагента Харитонова, самого начитанного в управлении, порой играл с ним злые шутки, заставляя удирать от чрезмерно пылких поклонниц то в окно, то по крышам, а однажды даже в багажном ящике автомобиля. Совсем бы избегался, если бы не страсть к технике. Громов мог часами возиться и с мотоциклетом, и с оружием, да хоть с котлетной машинкой — было бы в руках железо, требующее смекалки.
— Вот, Глеб Владимирович, вам товарищ, — сказал Голицын. — Вместе будете разрабатывать господина Ивановича. Кстати, имейте в виду: наши неприятели, насколько я понимаю, завербовали этого щелкопера через его папеньку.
— Да, я уже связался со своим батюшкой, — кивнул Гусев, — и получил телеграмму. Именно Иванович-старший, по его мнению, передал японцам планы укреплений Люйшуня.
Сказав это, Глеб покосился на Громова — он страх как не любил конкурентов.
— Значит, вы уже все поняли, — удовлетворенно сказал Голицын.
— Понял, господин капитан… Да только не все, — подумав, ответил Глеб. — Я, сами знаете, обучен анализировать. Во-первых, Ивановича-старшего не осудили из-за недостаточности улик. А во-вторых, я позволил себе связаться с Морским министерством, у меня там приятель служит. Он этого Ивановича-старшего вспомнил. Старик рвался в кабинет генерала Григоровича, чтобы, как он потом кричал, обелить себя. Поступил бы он так, если бы и впрямь был виновен?
— Поступил бы, — ехидно заметил Громов. — Кушать всем хочется. А если невиновность papa Ивановича была бы доказана, он бы мог получать государственную пенсию. Ему бы посчитали то время, что он поневоле просидел в отставке, набрали положенные двадцать пять лет, и он бы получил полную пенсию.
— Насколько я понимаю, Николай — его единственный сын, и его доходов на содержание семейства недостает, — добавил Голицын. — Так что тут все сходится.
— Но если оба Ивановича завербованы, то денег им должно хватать, — не сдавался Глеб.
— Тем более они должны показывать вид, будто бедствуют. А плата за услуги будет копиться на банковском счету. Успокойтесь, Гусев, тут не время и не место для чрезмерного милосердия. Лучше ступайте с Громовым в укромный уголок и подумайте вдвоем, составьте план действий. Поручик Громов — теперь ваш куратор по разработке Ивановича. Выполняйте!
* * *
Корнет Петя Лапиков любил рисовать. Но не милые женские головки, не фигурки с точеными ножками, а всякие технические штуки, которых в природе не было и быть не могло. Например, шестиколесный автомобиль под парусом. Он мог две недели возиться с фантастическим, оснащенным махающими крыльями дирижаблем, изобразив его на хорошей бумаге, прорисовав карандашами разной мягкости все тени.
Однажды Байкалов, посмотрев на эти художества, сказал:
— Ты бы, брат Лапиков, чего полезного изобрел. Скажем, пушку на велосипедах. Велосипед овса не просит, копытом не бьет, не кусается. Опять же, они у нас имеются. Вот что будет, если соединить рамой, например, четыре велосипеда? Ведь они большой груз могут везти, а?