Голицын был для нее идеалом мужчины и офицера. Чтобы он об этом не догадался, Зиночка подчеркнуто соблюдала субординацию, хотя от прочих «совят» этого не требовала. Будь Андрей малость поопытнее по дамской части, сообразил бы, отчего лишь по отношению к нему такие смешные строгости. Но он отложил свои победы на амурном фронте до лучших времен.
— Подпоручик Ермолова, найдите мне корнета Лапикова. Пусть поищет в архиве прошлогодние газеты. Мне нужны материалы о процессе над армянскими боевиками из этой…партии с непроизносимым названием! Либеральная пресса наверняка восхваляла на все лады их защитника, присяжного поверенного Керенского, там должны быть его портреты. Сдается мне, это он, голубчик!.. И кто там из курьеров свободен?
Курьер был отправлен в полицейское управление — пусть посмотрят в своих анналах, не найдется ли господин с разбойными замашками, похожий на Кота.
А Голицын засел у себя в кабинете — думу думать. Он понимал, что вот теперь-то и начинается настоящая игра.
В кадетском корпусе воспитатели поощряли настольные игры. Даже шашки, даже «уголки» — и те совершенствуют тактическое мышление. Не говоря о шахматах. Но как раз с шахматами Андрей не подружился. Ему все хотелось добыть из рукава и выставить на доску какую-нибудь неожиданную фигуру — скажем, носорога. Ведь в жизни так не бывает, чтобы с одной стороны — шестнадцать бойцов, среди которых два коня и два слона, и с другой — то же самое. Положительно недоставало носорога! Или птицы какой-нибудь, из восточных сказок, порхающей над доской. Или стихийного бедствия, скажем, вдруг половину доски заливает потоп!.. Сейчас же капитан имел удовольствие планировать шахматную партию с кучей неожиданностей, включая этот самый потоп. Вроде бы Нева не собиралась вскрываться, питерские жители бесстрашно бегали и разъезжали по льду. Но кто ее разберет?..
Ни директор СОВА, ни комендант Петропавловской крепости не пришли в восторг от требований черноокого красавца. Если добывать документы с настоящими росчерками, информация разлетится во всем окрестностям. Можно подделать, но все равно требуются образцы. А поди знай, где засели агенты противника. Может, у них уже в «Крестах» завелся свой человечек.
Брюнет действительно оказался Александром Федоровичем Керенским, известным адвокатом и активным членом ложи «Возрождение». А Кот — Григорием Котовским, рецидивистом-налетчиком, сбежавшим по дороге из московской уголовной полиции в губернское жандармское управление. И москвичи изъявили горячее желание этого самого Котовского, как только будет изловлен, взять на полное свое обеспечение вплоть до отправки на каторгу в железном вагоне.
К тому же стало ясно, что никакого специального человека для опознания Рейли от Бьюкенена не будет — человек сам принимает участие в побеге агента. И человек этот — Керенский!
Было от чего заволноваться всей группе во главе с Голицыным. Получалось, что момент опознания сопряжен с моментом побега, и значит — времени на перехват практически не остается. И потом, Керенский, конечно, фигура видная среди масонов, но все-таки не настолько, чтобы через него выйти на руководство. Такое сомнение высказали почти все участники операции, но Голицын был твердо уверен: если взять Керенского «на горячем», он сломается и даст необходимые показания.
— А если потом тот же Некрасов скажет, что все действия Керенского — сплошное самовольство, а он и знать-то ничего не знает? — сомневался Верещагин, и Тепляков с Харитоновым и Нарсежаком его поддерживали.
— У вас есть другой выход из сложившейся ситуации? — сердито вопрошал Андрей. — Упустим Керенского — вот тогда действительно оборвем последнюю ниточку наверх!..
В конце концов, Глеб и Алекс получили «добро» и показали Керенскому оригиналы переписки по поводу перевода Рейли в «Кресты». И точно определили дату побега.
* * *
В ночь на 18 марта все «совята» были на ногах. Голицын, чтобы подстраховаться от всяких непредвиденных осложнений и одновременно не вспугнуть «освободителей» Рейли, еще с вечера выставил напротив Иоанновского и Кронверкского мостов на набережной мобильные группы по 4–5 человек, наказав им до времени хорониться в сторожках возле входов в Александровский парк и по очереди вести наблюдение под видом постовых. На углу Мытнинской набережной и Александровского проспекта к утру был припаркован «Руссо-Балт» с включенным двигателем. В нем сидели Верещагин с Байкаловым и Синицыным. Снаружи автомобиль имел для маскировки два рекламных плаката, предлагавших принять участие желающих в автопробеге, который должен был состояться в ближайшее воскресенье на берегу Финского залива по Набережной и Благовещенской улицам до самого Сестрорецка.
Голицын накануне еще раз перепроверил, телефонировав генералу Данилову в крепость, что Рейли повезут из тюрьмы через Васильевские ворота на Кронверкский мост, и ожидал появления «освободителей», понятно, именно там. Пост у Иоанновского моста Андрей определил скорее из укоренившейся привычки перестраховываться от случайностей.
И вот в 8 часов утра, когда мутная заря поднялась над городом, началось движение. Но не там, где его ждали!
Голицын и Тепляков сидели на двух норовистых жеребцах, предоставленных им Петроградским полицейским департаментом, и наблюдали в бинокли за происходящим у того и другого моста, расположившись на Кронверкской набережной — увы, непроездной даже для пролеток! — как раз напротив Артиллерийского музея. И вдруг они увидели, как тюремные сани выезжают совсем не с той стороны — из Петровских ворот крепости, и устремляются к Иоанновскому мосту Одновременно в той же стороне послышался стрекот мотора, далеко разнесшийся в утренней тишине, и от Троицкой площади медленно вырулила знакомая мотоциклетка с двумя седоками и пулеметом на коляске.
— Эге, что творится-то?! — в голос удивился Тепляков. — Почему не с той стороны?
— Может, это не те сани? — в призрачной надежде откликнулся Голицын, уже понимая, что их провели, как котят.
— Как же не те, когда вон мотоцикл появился! За рулем, похоже, Громов, а сзади сидит мордатый в башлыке — Котовский?..
— Так, Антон, давай — аллюр три креста к нашим с машиной! Пусть несутся вокруг парка, авось успеют на «хвост» Рейли сесть.
— Да что ты говоришь, Андрей?! Кто же ему даст сбежать? Там ведь Харитонов с Беловым и еще трое. Да и Алекс наш — не промах…
— Я сказал — вперед! — Голицын рявкнул так, что лошадь под Тепляковым прянула в сторону от испуга. Взгляд Антона стал диким, и он, развернув коня, дал ему шенкеля.
Андрей тут же пустил в галоп своего каурого, втайне надеясь, что успеет, что «совята» не подведут, сориентируются и все сделают правильно. В ту же секунду проявилась наконец тревожная мысль, возникшая минутой раньше, когда еще увидел мотоцикл: «Черт побери! А где же Керенский?.. Без него вся затея с Рейли-приманкой яйца выеденного не стоит. На мотоцикле-то только Громов и Котовский…»
В этот момент он увидел, что со стороны Каменноостровского проспекта выруливает пролетка и останавливается как раз на углу, в полусотне шагов от калитки парка, где притаились «совята». «Если есть Бог, — вдруг отстраненно подумал Голицын, — то он усадил Керенского именно в эту пролетку!..»