Старый разведчик выскочил из дома и пробежался по окрестным перекресткам, наскоро опросил городовых. Похожего на Давыдова человека видели идущим к Чистопрудному бульвару. Нарсежак подумал, что капитан наверняка решил взять извозчика — мало было надежды сразу изловить его в узких и горбатых переулках Китай-города, а на Чистопрудном — сколько душе угодно. Однако куда же сумасброда понесло?
Тут только Нарсежак, при всем своем авантюризме человек весьма хладнокровный, понял, что не все способны с ледяным спокойствием отнестись к известию о смерти подруги. Он судил по себе. Даже зная, что у Давыдова нет такого опыта расставаний и потерь, все равно судил по себе и своим знакомым разведчикам.
Федор вернулся в давыдовскую квартиру вовремя.
Телефонная барышня милым голоском сообщила, что соединяет с Петербургом.
— Вы, Федор Самуилович? — спросил Голицын. — Немедленно позовите к аппарату Давыдова. Дело архиважное!
— Он вышел, — сказал Нарсежак. — Что ему передать?
— Чтобы немедленно со мной связался. Немедленно!
Давыдов же, не подозревая, что может срочно понадобиться в Санкт-Петербурге, сидел в трактире и смотрел на тарелку с остывающими щами. Он не помнил, когда и как заказал это дежурное блюдо. Рядом на блюдце лежали два слоеных пирожка. Еще на столе присутствовали стопка и графинчик с водкой.
Усталость была страшная, просто всеобъемлющая. Не было сил взять ложку в руки. На войне, где приходилось по двое суток не спать вообще, — и то, кажется, не случалось такой свинцовой тяжести. А ведь всего-то прошелся по вечерней Москве — так, как обычные люди, желающие нагулять аппетит или крепкий сон.
Трактир был из простых. Вечером там собиралась шумная публика — приказчики из небогатых лавок, извозчики-«лихачи», пожилые чиновники не выше коллежского секретаря, забредало и духовное лицо — то, которое сидело сейчас во главе длинного стола и, судя по росту, бородище и глотке, числилось при каком-нибудь храме дьяконом.
Шум Давыдова не раздражал — на то и трактир, чтобы нескладно дребезжала пианола, пьяный гость пытался спеть романс «Не искушай меня без нужды», и ржали над непристойной шуткой, как жеребцы стоялые, подвыпившие приказчики. Дым тоже не раздражал — хотя черт его знает, чем набивают теперь дешевые папиросы? Может, правы те, кто рассказывает о мальчишках, собирающих разнообразные окурки и сдающих этот товар на фабрики?
Денис смотрел в тарелку. Это были хорошие, настоявшиеся, настоящие «вчерашние» щи с грудинкой, и в них плавал порядочный ком плотной жирной сметаны. Нужно было есть, обязательно нужно было хоть немного поесть…
Давыдов подумал, налил почти полную стопку водки, поднял ее и… опять потерялся во времени. В каком-то дурном и бессмысленном.
И тут общий шум был перекрыт отчаянным криком полового:
— Эй, ты куда?! Бабам нельзя! Эй!.. Дамскому сословию нельзя!
То была чистая правда — женщины по трактирам не ходили. «Должно быть, ворвалась какая-то несчастная, чтобы вывести пьяного мужа», — отрешенно подумал Давыдов, и вдруг стопку водки из его руки решительно выбили.
Перед ним стояла Верочка.
— Не смейте, не смейте!.. — почти шепотом выкрикнула она.
За Верочкой стояли Никишин и Нарсежак.
— Денис Николаевич, пойдемте отсюда, — строго сказал Федор. — Из Питера вас ищут, обыскались.
— Сейчас, — ответил Давыдов, но даже не попытался встать.
— Идем, живо! — Нарсежак повысил голос. — Вы не пьяны, я вижу. Идемте, говорю!
Тогда только Денис поднялся и довольно уверенно пошел к дверям.
На свежем воздухе сразу стало полегче.
— Куда это я забрел? И как вы нашли меня? — удивился он.
— Очень просто, — объяснил Нарсежак. — Я забеспокоился, взял извозчика и поехал к Никишиным. Вы ведь с ними подружились, куда бы вы еще могли пойти?
— А Верочка сразу догадалась, что вы… то есть куда вы могли пойти… — Никишин смешался. — Что вы где-то здесь, поблизости…
— …поблизости от «Метрополя», — завершил Нарсежак. — Умница она, и с характером.
Верочка отошла чуть в сторону и отвернулась.
Давыдов смотрел на ее прямые плечи, на ровную спину — спину девушки, от которой с детства требовали идеальной осанки. А вот лица не видел. Может, и хорошо, что не видел — по щекам Верочки текли слезы.
Она догадалась, что Давыдов пошел к «Метрополю». Что за странное озарение?..
Вдруг он вспомнил: Верочка слышала его веселый утренний разговор с Элис и все поняла: эти двое были очень счастливы в гостинице «Метрополь»…
— Никишин, поймайте извозчика, — велел Нарсежак. — Надо скорее вернуться домой. Там и телефонограмму-то принять некому.
Давыдов позволил усадить себя в пролетку. Рядом сел Федор. Верочка вдруг отказалась ехать, и брат остался с ней.
Четверть часа спустя Давыдов уже сидел возле телефонного аппарата. А еще через пять минут услышал голос Голицына:
— Денис, ну, где же ты пропадаешь?! Немедленно, срочно в Петербург! Это — приказ.
— С каких пор ты мне приказываешь?
— Чудак, не мой приказ! Такова воля Его Императорского Величества. Ты успеваешь на ночной поезд. Ничего лишнего не бери, у меня все найдется. Только парадный мундир, слышишь? С вокзала — сразу ко мне! Аудиенция, понимаешь?.. Аудиенция! Ну, не будем тратить зря время. Жду!
1913 год. Май. Санкт-Петербург
Давид Долматовский сидел в «Северной Звезде» за великолепно накрытым столом и ждал. Поигрывали в электрическом свете точеные грани хрустальных рюмок и графина, наполненного темно-янтарным коллекционным шустовским коньяком. Серебрилось блюдо с припущенной в белом вине севрюгой. Отдельно лоснились в вазочках маринованные белые грибы с зеленью базилика и кубики пармезана, политые подогретым медом. У рояля две певицы ангельскими голосами пели итальянскую баркаролу. Долматовский слушал придирчиво — он эту баркаролу любил и немного ревновал: ну как какие-то девчонки споют лучше, чем он сам?
Сидевшие в зале дамы и девицы с интересом поглядывали на Долматовского. Еще бы! Общий любимец, лучший баритон, какой только можно вообразить. Долматовский прятался от взглядов за распахнутыми газетными страницами, потому и пропустил появление друзей.
Голицын, подойдя, похлопал его по плечу.
— Ну, что? — спросил Давид. — Какой сосуд готовить для обмывания?
— Большую крестильную купель! Обмываем двух Анн второй степени! — Голицын торжественно взмахнул руками. — И поздравь меня с полковником, а Дениса Николаевича — с подполковником.
— Так ты через чин, что ли, прыгнул?
— Ну, не совсем. Больше месяца в подполковниках проходил. А вчера личным распоряжением Его Императорского Величества получил два «чистых» просвета [35] . Денис, что ты стоишь, садись вот сюда, а я — визави.