Сесилия заглушила двигатель автомобиля. На секунду в наступившей тишине ей показалось, что все в порядке. Она глубоко вздохнула. Вовсе не в порядке. И так никогда еще не было.
Машину она припарковала на площадке у Зайкиного детского сада. Будь все как раньше, она бы уже вытащила сумку из бардачка и поспешила бы за дочерью.
Вечно на бегу, голова вечно забита: что еще нужно сделать. Но в последние недели. Теперь жизнь больше не шла по накатанной колее, а превратилась в катастрофу, грозящую крахом и позором ей и ее семье.
Сейчас ей нужно побыстрее выскочить из машины и забрать детей, они в опасности. Но Сесилия откинулась на спинку сиденья и не могла пошевелиться. Как же здесь тихо, и здесь ее не увидит какой-нибудь знакомый, недоумевающий, почему она вдруг решила расслабиться в машине в четыре часа дня.
Но расслабиться и закрыть глаза она не могла.
Она боялась.
Около часа назад кое-что случилось. Снова.
Тогда она прошла пешком с Кунгсхольмен до Центрального вокзала и собиралась спуститься в метро и поехать на работу. Шефу она сказала, что была у врача из-за боли в спине.
Моросило, капли дождя покалывали лицо, как крохотные иглы. Лужи на дороге напоминали блестящие темные пятна краски. Проходя мимо ратуши, Сесилия насчитала на парковке семь туристических автобусов. Группа женщин, одетая в такие толстые пуховики как у полярников, собралась вокруг гида. Они сгрудились вместе, подняв раскрытые зонтики, как единый щит против плохой погоды.
Сесилия перешла через дорогу, чтобы не проталкиваться сквозь толпу туристов. И когда она почти бежала по другой стороне, у нее вдруг возникло странное чувство. В десятке метров позади нее улицу переходил мужчина в низко натянутой на лоб зимней шапке. И он тоже спешил. Разве не этого же человека она видела курящим рядом с детским психологическим центром? Как будто он чего-то ждал. Ждал, пока она оттуда выйдет?
И в этот момент зазвонил телефон. Скрытый номер.
– Это Сесилия Эмануэльсон?
Голос был мужской.
– Да, это я.
– Хорошо. Просто хотел сказать: твой муж у нас.
– Что?
– Обернись.
Сесилия резко развернулась. Она увидела, как где-то далеко туристы потянулись к входу в ратушу. Она поискала глазами знакомую фигуру. По другой стороне улицы прогуливался мужчина в костюме под зонтиком. А потом она увидела его, человека в шапке. Он стоял в десятке метров от нее, прислонившись к фонарному столбу. Казалось, дождь его не беспокоил. К уху он прижимал мобильный. Увидев, что она его заметила, он поднял руку с телефоном.
Затем она снова услышала его голос в трубке:
– Молчи и слушай. Все очень просто. Матс у нас. И мы следим за тобой. Только попробуй обратиться в полицию сама или через кого-нибудь – и мы его убьем. Просто хочу, чтобы ты это знала.
Сейчас ей нужно выйти из машины, быстро забрать Зайку и Беньямина. Потом мчаться в аэропорт и ближайшим рейсом вылететь к родителям. Нельзя звонить в полицию, пока она не поймет, что все это значит. Кроме того, надо сначала отвезти детей в безопасное место подальше от Стокгольма.
Но она не могла выйти из машины. Она сидела и думала о том, почему все так случилось.
Туфли: «Дзенья».
Смокинг: «Корнелиани».
Сорочка: «Фрай».
Сегодня Филип Шале одет безупречно – ни малейшего изъяна.
Весь ансамбль обошелся в тридцать две тысячи крон в «Ханс Альде», за исключением сорочки – она, кстати, была заказана по мерке прямо из Италии.
Ее и еще три повседневные рубашки он получил неделю назад. Сшита из первоклассного хлопка, выращенного на Карибским островах, нити двойного кручения, пуговицы из натурального перламутра. Отделка воротника и манжет выполнена вручную. Что-то около девятнадцати тысяч евро. Практически даром.
Ну вот: кто-то залил смокинг и рубашку пивом. Или, может быть, коктейлем. Или это вода? Дело в том, что он совершенно не помнил, как это случилось. Он не помнил даже, где это случилось. Просто вдруг почувствовал что-то мокрое сквозь тончайшую шерсть.
Филип осмотрелся. Субботний вечер в самом модном месте города. Танцпол VIP-зала в «Кларе» переполнен.
Акселя невидно. Наверное, ушел домой сразу после ужина: всем известно, что он ненавидит благотворительность.
А вот Карл помахал ему с танцпола. Цветные блики, как от зеркала, отражались от его вспотевшего лба.
А Ян – Филип повернул голову – ну конечно, Ян сидел рядом с ним за столиком. Воротничок его рубашки плотно прилегает к шее – как в рекламе зимней коллекции «Бриони». Бабочка все еще завязана идеально, хотя на часах четверть пятого. Этого Яна всегда заботит внешний вид.
Ян наклонился к Филипу и прокричал ему в ухо:
– Извини, я оплачу химчистку! Ноу проблемс.
Вот как. Значит, это Ян виноват.
– Шикарная у тебя рубашка. Ты знаешь, девяносто пять процентов здешнего сброда не шьют сорочки на заказ. И еще пятьдесят из них вообще не слышали о «Фрай». Ленивые нищеброды. Идиоты.
Филип не понимал, что Ян имеет в виду. Может, он перебрал, или это просто ход, чтобы отвлечь внимание от испорченного смокинга. А может, для Яна это в порядке вещей.
В колонках: ровный ритм Авичи.
В носу: щекочет кокс – неустойчивое чувство, как будто пол вращается вокруг своей оси.
Двадцать минут назад Филип, склонившись над столом, втягивал дорожку. Здесь отделение для самых-самых клиентов: в VIP-зале всем наплевать на наркотики.
So wake me up when it’s all over… [1] Люди на танцполе завывали как ненормальные. Они по-поросячьи верещали и скакали вверх-вниз, опьяненные чувством беззаботности.
Ян снова наклонился к Филипу:
– Посмотри на них. Продажные. Ограниченные. И-ди-о-ты.
Филип больше не мог слушать это нытье. Он вернулся к своему коктейлю. Свежий лимонный вкус его немного взбодрил – он сделал еще один глоток и попытался сфокусироваться на танцполе.
Одну из танцующих девушек он узнал.
В его голове под пульс стробоскопа возникли и другие картинки.
Встреча, на которой он был сегодня, – индивидуальное финансовое обслуживание, «Фенстрем и Квист», – скрипучий дубовый паркет и стены в деревянных панелях. Бесплатный обед плюс бокал терпкого «Сансер». Старинное убранство. Молодой клерк в розовом галстуке от Сальваторе Феррагамо и с серым лицом, пытающийся что-то рассказать об инвестициях. Конечно, у некоторых его предприятий излишняя ликвидность. И с прочими вложениями дела идут не очень гладко. И банк попытался до него донести, что ему нужно сменить управляющего и советника.