Также в комнате были маленький диванчик, кресло и стеклянный столик. На тумбочке напротив дивана телевизор. Стены голые, на диване и кресле нет ни подушек, ни пледов – ничего, что могло бы сделать комнатушку немного уютнее.
На стеклянном столике стояла бутылка чистящего средства. Рядом лежал клочок бумаги с беспорядочными каракулями. В записях можно было разобрать цифры, электронные адреса, отдельные слова и пару мелких рисунков – такие царапаешь, когда тебе скучно.
Тедди провел пальцем по стеклу и, взглянув на палец, заключил, что поверхность была чистой.
Он наклонился. На полу лежала открытка.
Он поднял ее и попытался разобрать корявый почерк. Унылая лампа наконец-то засветила нормально, и он смог прочесть, что открытка была адресована Польонену. Штемпель стокгольмский.
«Ты у меня на крючке, Филип, не забывай. И я велел тебе прекратить. Твой АА.», – прочитал он на карточке.
Тедди поднял глаза на Эмили. Она выглядела усталой, волосы, которые весь день были аккуратно заправлены за уши, выбились и свисали на лицо. Он перевернул открытку, и Эмили тоже наклонилась ближе. На лицевой стороне была фотография белого кролика с красными глазами.
Тедди Тихо произнес:
– Пусть Ян, который не хочет сказать свою фамилию, или кто-то еще из «Редвуд» приедет сюда завтра и хорошенько обследует все здесь при дневном свете. И эту открытку нужно проверить.
Тедди снова прошел в кухню. Он отложил упаковку из-под «Фентанила» в сторону от остального мусора. Затем взял в руки скомканную липкую ленту и начал ее разворачивать.
– Его держали здесь.
– Филипа?
– Кого еще-то? Не могу сказать, как долго и с какого дня, но его точно держали здесь.
– Почему?
– «Фентанил». Знаешь, что это такое?
– Понятия не имею, но можно посмотреть в аптечном справочнике.
– Не нужно. Я знаю. Посмотри-ка сюда, видишь, «трансдермальный пластырь». Его используют при сильных болях. Лепишь прямо на кожу, и он выделяет морфин или что там в них используют. Обычный побочный эффект – сильная усталость. Три пустые упаковки в мусорке. Если кому-то прилепить сразу три таких пластыря – можно палить из пушек у него над ухом, а он даже не пошевелится во сне. Так работают профи.
– Ясно, но откуда ты знаешь, что Филип был здесь? Человек, который здесь живет, мог использовать этот пластырь для собственных нужд.
– Точно, пластырь сам по себе не доказательство. Но глянь-ка сюда.
Тедди протянул ей скомканную ленту, она вся слиплась, но Тедди удалось почти полностью ее распутать.
– Видишь?
– Нет. Липкая лента?
– Да, именно. Посмотри внимательнее.
Эмили наклонилась ближе.
– Лучше объясни. Я ничего не вижу.
– Вот здесь, крошечные волоски на липкой стороне. Это не с головы волосы и не от какого-нибудь животного. Не лобковая шерсть, даже не ворсинки с ткани. Эти волоски больше всего похожи на щетину. Я думаю, этой лентой кому-то, скорее всего, Филипу, заклеили рот.
Теперь Эмили уже не казалась усталой.
– Утром нужно сразу рассказать об этом Магнусу. Когда ты обычно встаешь?
– Через четыре с половиной часа.
Внезапный шум нарушил тишину. Звук был знакомый, но все равно неожиданный.
Кто-то стучал в дверь.
Четвертый день после пожара.
Родители Сесилии приехали с севера, из Умео. Они поселились в том же отеле и собирались остаться минимум на неделю. Вообще-то, им не стоило приезжать. Дети ходили в школу и садик, как обычно, а жить в этом отеле было довольно удобно. Страховая компания выдала им талончики на завтрак и обед. Конечно, Беньямину не хватало приставки, а Зайке – ее игрушек, но остальные родители все понимали и приглашали их в гости к своим чадам после садика или тренировки.
Сесилия забирала их к обеду, который они ели в ресторане гостиницы. Потом Беньямин мог насладиться бесконечным списком телеканалов, а Зайка строила домики на огромной кровати.
Но мама с отцом все равно решили приехать, и какая-то часть ее этому даже радовалась, стало как будто легче. Но родители и не подозревали, что сейчас больше всего ее тяготило.
Матс бодрствовал. По его словам, в крови у него был только парацетамол – и все.
Сегодня он сидел в постели, а на столике лежал свежий номер «Афтонбладет».
– Ты сам сходил за газетой? – спросила Сесилия.
– Да, спустился к киоску у входа. Доктор Ашраф считает, что меня можно выписать через пару дней.
– И где ты будешь жить?
– Я думал, что у вас. В гостинице.
– Сначала нам нужно поговорить.
Когда она вчера сказала ему, что видела содержимое его ноута, он ответил только, что думает, это они подожгли квартиру. Пусть теперь объяснит.
– Я вляпался в это не по своей воле.
– Матс, расскажи мне все.
– Я не могу. Не могу.
– Ты должен.
Он вздохнул и потянулся к стакану на тумбочке. Последние капли сока он всосал с громким хлюпающим звуком.
– Матс, ты должен мне рассказать.
– Ты хочешь развестись?
– Я не знаю. Сначала я хочу об этом поговорить.
– Это слишком трудно.
– Я знаю, но тогда я должна сказать тебе две вещи. Во-первых, я все равно люблю тебя.
Она заметила, как напряженное выражение его лица немного расслабилось.
– Во-вторых, я думаю, что тебе нужна помощь.
Дождь стучал в окно.
На следующий день она пришла снова.
Она продолжала просить его.
– Когда? – спрашивала она. Или просто: – Матс?
Он отворачивался, как и раньше.
Шли часы. В соседней комнате кто-то смотрел телевизор или слушал радио. За тонкими шторами царила унылая погода.
Пришла сестра, чтобы осмотреть Матса. Когда она вышла, Сесилия наклонилась к нему и прошептала:
– Я отнесу твой ноутбук в полицию, если ты сам не расскажешь все мне.
Он прикрыл глаза.
Но она знала, что он не спит.
На следующий день она разговаривала с медсестрой в коридоре. В основном с Матсом все было в порядке. Возможно, его выпишут уже завтра.