Пора было собираться. Гасить костер, взнуздывать Тянучку, перевозить фейри через реку – и прощаться.
Прощался он тоже молча. Снял с лошади, подержал немножко, прижав к себе и вдыхая запах дыма и земляники, поцеловал в губы, сунул в руку данный матерью рябиновый месяц – и отпустил. Лиле отступила, помахала рукой. Показалось, глаза у нее заблестели? Да нет, вряд ли. Потом метнулась к деревьям и пропала. Сакс не успел оторвать взгляда от скрывших синий подол ветвей, как запела дудочка, славно и светло. Под это светлое Сакс почти и не заметил, как добрался до дома: казалось, песня за ним летит, провожает, обещает что-то хорошее. Верно, встречу?
Интермедия 1
День был душный и жаркий – что нетипично для московского апреля, вонючий – что типично для заправки, – и скучный до одури. Клиент шел мимо, к соседям-конкурентам, начальство по случаю субботы отдыхало на природе, даже воробьи, и те облетали одинокую заправку стороной. Один Джафар, трудолюбивый таджикский дворник, мерно шваркал метлой по асфальту. Любой другой заправщик спокойно по дремал бы на рабочем месте, но Миша Шпильман не мог себе этого позволить. Сидя на ящике с песком, он тщетно пытался поймать вдохновение. Все необходимое для ловли (общая тетрадь, ручка и открытая банка ледяного пива) было при нем, но муза так и не снизо шла. А может, и снизошла, прокралась за спиной у страдальца, выпила все пиво и, глумливо хихикая, сбежала к другим. Удачливым, растиражированным по лоткам продажным бездарям!
Продажные бездари Мишу так расстроили, что он даже приложился к банке, забыв, что она уже пуста. Из банки пахло горько и кисло. Понятно, музы на такое не ловятся, музам подавай коньяк. Или мартини.
«Вот допишу роман, издамся и куплю тебе „Чинзано“. Литр!» – пообещал Миша капризной музе.
Муза то ли не поверила, то ли не захотела ждать, вдохновение не появилось, Главный Герой тупо смотрел на поднимающиеся за Дремучим Лесом башни Ужасного Черного Замка и не трогался с места.
С тоски Миша решил сменить метод приманивания музы. На чукотский. То есть, что вижу, о том и пою. Даже написал в тетради целых полторы фразы, правда, голимого реализма… ну не тянул таджик на Великого Злодея! И на героя не тянул. И на целых две фразы – тоже. Ну нет ничего интересного в таджикском дворнике!
Смяв пивную банку, Миша бросил ее в сторону урны. Промазал. Снова уставился в тетрадь. Шварканье метлы затихло.
Миша обрадованно напрягся: вот только скажи свое «ай, нехорошо мусорить!»
Но таджик молча подобрал банку, сунул в урну и снова зашваркал метлой. Не понимает, дитя природы, что без конфликта нет жизни в произведении! Вот посещал бы семинары, слушал умных людей – понимал бы. Да что с него взять, дворника?!
Муза согласилась, что с дворника взять нечего, и решила сделать Мише подарок. Не очень, правда, роскошный – вполне кореллирующий с качеством пива. Но хоть что-то: на заправке остановился байк. Черный, немного потрепанный и рычащий, как заходящий на посадку дракон. С байка сползла синеволосая девица готичного вида – Миша посмотрел на нее разок, содрогнулся, назначил Любимой Женой Главного Злодея, дал ей имя Брома и поспешно перевел взгляд на собственно байкера. И восторженно замер. Вот он! Великий-Ужасный-Могучий Злодей! Здоровенный, сутулый и длиннорукий, как горилла, с черными немытыми патлами ниже плеч, в криво повязанной бандане с черепами – чудо!
Могучий Злодей пошевелил горбатым носом, покопался в поясной сумке, с невнятным рыком сунул девице скомканную банкноту и ткнул пальцем в сторону ларька. Готка фыркнула что-то нецензурное, но к ларьку пошла. А Злодей обернулся к Мише и уставился на него в упор. Само собой, Миша тоже уставился на Злодея: настоящий писатель никогда не упустит шанса достоверно описать образ, и неважно, что никто не узнает о скромном подвиге труженика литературной нивы…
Единственного мгновения хватило Мише, чтобы навеки запечатлеть в сердце (скорее, скорее записать в тетрадочку!) по-звериному черные, почти без белков глаза, энкавэдэшный прищур, нос с горбинкой, тяжелый подбородок в недельной щетине, хищную посадку на байке, словно на необъезженном мустанге, – боже ж ты мой, какой образ! Какой напишется роман! Продажные твари с лотка будут кусать локти от зависти!!!
– Ну?! – проворчал Великий Злодей и угрожающе подался к Мише.
– Да! Сей момент! – восторженно отозвался Миша, схватился за тетрадь… и сообразил, что, если он сей же момент не заправит байк, получит в глаз. Тяжелой злодейской рукой. Конечно, ради достоверности образа надо было бы испытать на практике силу удара, чтобы ни одна сволочь потом не посмела заявить, что, мол, Михаил Шпильман не знает, о чем пишет, и погибающий от рук Злодея Герой неправдоподобен, но… но… – Вам полный бак? – спросил Миша, подбегая к Злодею с заправочным пистолетом наперевес.
Злодей согласно буркнул. А в кармане у него заорал телефон. Причем заорал не что-то из Rammstein, а «Полет шмеля». Не иначе, Злодей был крайне коварен и работал под прикрытием…
Творческая мысль так бурлила и кипела, что Миша едва не пропустил самое интересное. А именно – появление на заправке еще одного персонажа. Совершенно неожиданного.
– Слушаю вас, – раздался прямо над ухом знакомый до боли голос артиста Янковского.
Миша вскинулся, чуть не вырвав истекающий бензином пистолет из бака, обернулся – и от неожиданности сел. Прямо на прислоненный к колонке пожарный щит.
Артиста Янковского на заправке, ясен пень, не было. Зато Злодей больше не был похож на гориллу. Плечи распрямились, резкие складки между бровей разгладились, взгляд стал мягким и интеллигентным, как и голос. Даже немытые патлы словно сами собой причесались, а длинная щетина стала аккуратной бородкой.
«Да! – чуть не заорал в голос Миша. – Вот он! Мой шедевральный образ!»
Так и сидя на пожарном щите, Миша впитывал и запоминал: вкрадчивые интонации, изгиб бровей, беспокойные движения пальцев, блеск необычного брелока, подвешенного к телефону, – крупное стилизованное солнце, подходящее скорее какому-нибудь славянофильскому шарлатану, чем байкеру.
– …светлая фейри на ярмарке? Не мы прозевали, а… – Злодей осекся, нахмурился. – Я понял. Да. Разумеется.
С каждым ответом он хмурился все больше и, наконец, прервал собеседника:
– Никого он не убьет. В прошлый раз вы сами велели… Нет, не хочу я ничего сказать! Шесть лет прошло, юноша полностью оправдал вложения… – еще послушал, вздохнул. – Как скажете, мастер Конлей.
Сдавив пальцами брелок, Злодей помянул детей какого-то Ллира с их сказками и принялся набирать номер.
Ответили ему быстро.
– Доброго вечера, сударь мой, – все так же мягко сказал он в трубку. – У меня для вас поручение…
Не прерывая разговора, Злодей вдруг глянул на Мишу, в его руке особенно ярко блеснул брелок, – Миша на миг зажмурился, не по-апрельски злобное солнце брызнуло в глаза, – и звук пропал. Словно выключили. Или набили в уши вату. Наверное, все же перегрелся с непривычки: шутка ли, шесть часов на солнце с непокрытой головой!