Коркоран немного удивился.
— Я — волшебник Коркоран, председатель университетского совета. А вы?
— Я — Антонин, сенатор Империи, — представился сидевший слева сенатор, умело вклинившись в разговор. — Рядом со мной находится мой коллега, сенатор Эмпедокл. Мы явились сюда по важному делу...
Коркоран вежливо кивнул и обернулся к гномам.
— А вы, господа?
— Мы, — начал тот гном, что сидел справа, — кузнечные мастера из пещер Центральных пиков, и в страже мы не нуждаемся. — Он насмешливо обвел глазами ряды неподвижно застывших легионеров. — Мы сами себе защита и оборона. Я — Добри, сын Дэвелли, сына Доркана, сына Дваина, основателя племени кузнечных мастеров. Рядом со мной сидит Генно, сын Гарта, сына Грайда, сына Дваина, а позади меня, по правую руку, стоит Хордо, сын Харнида, сына Хеннеля, сына Хамана, сына Дваина, а по левую руку от него стоит Клодо...
Коркоран в изумлении слушал, как почтенный Добри представил одного за другим всех десятерых гномов, перечислив их имена и всех их предков. Сенатор Эмпедокл склонился к сенатору Антонину и громко шепнул:
— Это стремление непременно изложить всю родословную напоминает конскую ярмарку!
— Чего еще ждать от нелюдей? — пожал плечами сенатор Антонин.
Коркоран начал понимать, что, возможно, совершил ошибку, решив принять оба посольства вместе.
— И мы явились сюда... — продолжал Добри.
— Несомненно, с весьма важным делом, — ловко встрял сенатор Эмпедокл. Коркоран понял, что этот человек — опытный ветеран словесных баталий. — Однако наше поручение не терпит отлагательств, о волшебник. Как вам, несомненно, известно, наша великая империя является родиной и колыбелью демократии, пронизывающей наше общество на всех уровнях и затрагивающей все его сословия. Сенат, к которому я имею честь принадлежать, является не более чем высшим из наших демократических институтов. Он избирается на основе всенародного голосования сроком на пять лет и, таким образом, является высшим выразителем воли народа. И сам император, не будучи избран подобным образом, зачастую узнает о вышеупомянутой воле народа благодаря голосованию сената и, разумеется, считает своим долгом следовать ей. Таким образом, можно сказать, о волшебник — хотя, разумеется, не забывая о должном смирении, — что мы с моим почтеннейшим коллегой-сенатором представляем здесь истинную волю императора. Ну, вы меня понимаете.
Коркоран ничегошеньки не понимал. Чего хочет этот краснобай? Добри, который сидел, сложив на груди толстые руки, унизанные коваными браслетами, снисходительно пояснил:
— Он имеет в виду, что император его сюда не посылал и, возможно, даже не подозревает об их поездке. Не так ли, сенатор?
Эмпедокл гневно поджал морщинистые губы, однако вежливо кивнул гному.
— Таким образом, — мягко вмешался Антонин, — отсюда с неизбежностью вытекает, что вы, волшебник, должны войти в наше положение или, если можно так выразиться, взглянуть на дело с нашей точки зрения. Наши благородные демократические институты способны сохранить свою целостность, ту целостность, что является наиболее ценным нашим достоянием, лишь в том случае, если они охраняют целостность всей нации и нашей императорской фамилии, заботясь ради беспрепятственного осуществления наших свобод и поддержания высоких моральных норм, чтобы мы всеми возможными способами стремились к сохранению чистоты, единства и нормальности. И любые признаки, любые, сколь угодно слабые следы запятнанности тем, что можно назвать хотя бы отдаленно враждебным Империи, следует, с нашей точки зрения, искоренять и изгонять безжалостно и бескомпромиссно.
Этот еще хуже Эмпедокла! Коркоран невольно оглянулся на Добри. Добри вскинул брови, так что его массивный лоб собрался складками под диадемой.
— Эк завернул! — сказал он. — Здорово. Сдается мне, волшебник, он хочет сказать, что они не желают портить свою кровь, смешиваясь с другими народами. Но сказал он это так хитро, что при нужде все можно будет вывернуть наизнанку и заявить, что он имел в виду как раз противоположное.
Антонин уставился на Добри неподвижным, змеиным взглядом.
— Добрый мой гном, быть может, вы желаете высказаться вместо меня?
Добри помахал толстенной рукой.
— Нет-нет! Продолжайте. Это довольно забавно.
— Мы тоже не любим полукровок, — вставил сидевший рядом Генно.
Тут до Коркорана внезапно дошло, о чем идет речь.
— Вы хотите сказать, что вы приехали сюда по поводу Клавдии? — уточнил он.
Увенчанные лаврами головы торжественно кивнули.
— Поскольку понимание между нами достигнуто, — сказал Эмпедокл, — мы можем более четко сформулировать нашу позицию. Наш августейший владыка, милостивейший император Тит, еще довольно молод и, увы, доныне не предпринял никаких шагов к тому, чтобы Грифон явил миру еще одно достославное поколение...
— Император все никак не женится, — перевел Добри.
— И при нынешнем положении вещей, — продолжал Эмпедокл, не обращая внимания на нахального гнома, — следующим лицом, к которому перейдет титул и почести императора, может стать его злополучная сводная сестра. Вы понимаете, волшебник, в каком сложном положении мы находимся. Никоим образом не желая идти наперекор чувствам и привязанностям нашего императора, мы тем не менее хотели бы упредить их нежелательные последствия, в корне уничтожив любую угрозу того, что в самом сердце Империи может воцариться полукровка.
— Принимая это во внимание, — добавил Антонин, — мы, сенаторы, были чрезвычайно заинтересованы известием о том, что университет в настоящее время испытывает небольшое и, надеемся, временное стеснение в средствах. Я уверен, что император при соответствующих обстоятельствах был бы весьма рад поставить на голосование в сенате предложение до некоторой степени облегчить затруднения столь почтенного научного учреждения, так, чтобы дело было улажено ко всеобщему взаимному удовлетворению.
— А теперь, — хмыкнул Добри, — он предлагает вам взятку.
— За то, что вы передадите ее им, чтобы они могли ее прикончить, — пояснил Генно.
Лавровенчанные головы повернулись и грозно воззрились на гномов.
— Или чтобы вы ее сами прикончили, как вас больше устроит, — добавил Генно.
— Боги, как это грубо! — сказал Антонин.
— Но в целом верно, — сказал Эмпедокл.
«Да, — подумал Коркоран, — но ведь я рассчитывал, что Клавдия пригодится мне для лунных исследований! Никогда не видел человека, который способен так быстро считать». В это утро он чувствовал себя ближе к полету на Луну, чем когда бы то ни было. Но, с другой стороны, университет отчаянно нуждается в деньгах! Коркоран буквально разрывался на части. Можно, конечно, потребовать от Клавдии, чтобы она работала на него, и пригрозить, что иначе он отдаст ее сенаторам. Но где гарантии, что она действительно такая толковая, как кажется? С другой стороны, можно взять у сенаторов деньги и использовать часть из них на то, чтобы нанять еще кого-нибудь, кто способен вычислять не хуже Клавдии. Но где гарантии, что такой человек найдется? Хотя... Стоп! Быть может, ему удастся и сохранить Клавдию, и получить денежки. Сенаторы — спасибо гномам — дали ему понять, что император не подозревает об их поездке...