Однако... я слишком забежал вперед. Позволь мне теперь остановиться и вернуться немного назад...
Я ничего не рассказал тебе о том, что унаследовал Янош от Вамфири, Поначалу я думал, что абсолютно ничего. Но... как же я ошибался! Вампир сидел у него внутри! Не в его теле, однако, но в его разуме. Он унаследовал от меня разум истинного Вамфира! И, кроме того, некоторые способности и умения, свойственные мне, в определенной степени мое могущество и силу. В определенной степени? Нет! Он сам был воплощением могущества и силы.
Телепатия? Сколько раз в течение многих лет я пытался прочесть его мысли и каждый раз терпел неудачу. В принципе, в этом не было ничего особенного. Есть люди, хотя их и немного, обладающие врожденной способностью к сопротивлению. Их разум закрыт и полностью защищен от проникновения в него мне подобных. Что же касается гипнотического воздействия... В тех случаях, когда он проявлял непокорность и упрямство, я пытался с помощью гипнотизма подчинить его своей воле. Пустая трата времени — я не в состоянии был встретиться с ним взглядом, заглянуть в глубину его глаз. В конце концов я отказался от этих попыток.
На самом деле, причина неудачи состояла вовсе не в том, что Янош не откликался на них, но сила его была такова, что он отвергал и отбрасывал всякие попытки проникновения в свой разум и наглухо закрывал его от меня. Я бы сравнил наши поединки с перетягиванием каната, но при этом конец веревки моего противника был намертво привязан к корням огромного дерева. Хотя... к чему все эти сложности? Все гораздо проще: он был сильнее меня. Более того, от своей матери он унаследовал дар провидения. Он мог видеть будущее, во всяком случае частично. Правда, в последнем случае мы владели даром практически в равной степени, в противном случае мне никогда не удалось бы его поймать. Ибо его видения будущего были туманными и отдаленными, словно окутанные туманом времени неясные воспоминания.
А теперь позволь мне снова вернуться к той ночи.
Я уже сказал, что все мои чувства и инстинкты обострились, как никогда за последние двадцать лет. Именно так и было, а потому, проходя по замку, я вдруг почувствовал, что происходит нечто не совсем обычное. Сформировав вздернутый нос летучей мыши, я втянул в себя воздух, принюхался, но не ощутил ни запаха врага, ни запаха грозящей мне физической опасности. Однако что-то было все же не так. Я двигался очень осторожно, бесшумно, словно тень, и усилием воли приказал себе оставаться невидимым и неслышимым. Но нужды в этом не было... Янош был... слишком поглощен своим делом, а его мать настолько удивлена, что не в состоянии даже была понять, что именно задумал этот мерзкий пес... пока наконец он не отдал ей какой-то приказ...
Но я опять забегаю вперед.
Я еще не знал, что это он, во всяком случае, поначалу. Я решил, что этот мужчина — зган, и был чрезвычайно удивлен. Что это? Цыган? Один из моих людей глубокой ночью находится в спальне моей женщины?! Поистине это, должно быть, очень смелый человек. Нужно будет не забыть сказать ему о том, что я высоко ценю его храбрость, когда я буду потрошить его и запихивать ему в глотку его же внутренности.
Вот о, чем я думал, подходя к комнате Марилены. Мое обостренное восприятие вампира подсказало мне, что она там не одна. Я приложил все усилия, чтобы не позволить своим зубам превратиться в острые клыки и остановить дрожь и пульсацию в деснах. Я почувствовал, что ногти мои удлиняются и становятся похожими на искривленные ножи. Такова была моя инстинктивная реакция, которую я не в силах был контролировать.
В комнату снаружи вела дверь, за которой располагалась маленькая прихожая, а уже из нее дверь вела в саму спальню. Осторожно, бесшумно я попытался открыть наружную дверь, и вдруг оказалось, что она заперта на засов. Никогда с того дня, как Марилена появилась здесь, эта дверь не запиралась на засов. Мои худшие подозрения подтверждались, и кровь горячим потоком забурлила в моих жилах. О! Я без труда мог вышибить эту дверь, но... ворваться к ним таким образом означало спугнуть их слишком рано. А я хотел увидеть все своими глазами. Никакие вопли, умоляющий шепот, лживые оправдания или пустые отрицания не смогут уничтожить запечатленную сетчаткой глаз картину.
Я вышел на балкон и сформировал из своих рук некое подобие щупальцев осьминога с присосками. Потом подошел к окну Марилены. Огромное арочное окно было прорублено в стене толщиной в шесть футов. Шторы изнутри были задернуты. Пробравшись внутрь, я схватился за шторы и немного раздвинул их в стороны. Горевший в плошке с маслом фитиль в достаточной степени освещал представшую перед моим взором картину. Хотя я ни в каком освещении не нуждался, ибо прекрасно видел в темноте, не хуже, а, пожалуй, даже лучше, чем некоторые люди при ярком свете дня. И вот что я увидел...
Марилена, абсолютно голая, как последняя продажная тварь, лежала на спине поперек деревянного стола, обвивая ногами стоявшего перед ней мужчину, напряженно двигавшегося между ее бедрами, все крепче и крепче сжимая ее ягодицы. Он входил в нее так резко и с такой силой, будто клин вбивал. Да и сам он действительно напоминал клин — толстый клин, состоявший из плоти. Еще минута — и я вобью такой же клин ему в глотку!
И вдруг сквозь шум пульсирующей во мне крови, сквозь страшный грохот в мозгу, сквозь рев моих разъяренных чувств я услышал шепот, задыхающийся голос Марилены:
— Ах!.. Фаэтор!.. Еще!.. Еще!.. Наполни меня, мой вампир. Любовь моя!.. Так, как только ты можешь это сделать!..
Но... позволь мне немного передохнуть... Даже сейчас эти воспоминания приводят меня в ярость... даже сейчас, когда я не более чем голос, звучащий из могилы... позволь мне передохнуть и кое-что тебе объяснить.
Мне вдруг пришло в голову, что я почти ничего не рассказал тебе о себе и своей жизни в течение тех двадцати лет, что я провел рядом с Мариленой и ее ублюдком-сыном. Поэтому я сделаю это сейчас.
Тот факт, что я завел себе женщину, ни в коей мере не умалил моей сущности вампира. Не сомневайся, женщины были у меня и раньше. Это вполне отвечает натуре вампиров. Они всегда имеют женщин, равно как женские особи нашего рода имеют мужчин. Но никогда прежде я до такой степени не увлекался и не любил ни одно подобное существо. Впрочем, хватит употреблять слово “любовь” — я и так пользовался им слишком часто, и к тому же я во все это не верю. Это такой же обман, как “честность” или “правда” в том своде правил, которые придумали люди, чтобы время от времени его нарушать.
Так вот. Несмотря на то что я преднамеренно не подчинял себе Марилену, не воздействовал на нее чарами и не стремился превратить ее в вампира, сам я, тем не менее, всегда оставался Вамфиром во всех своих проявлениях, чувствах и желаниях, в мыслях и действиях. Но я решил никогда не брать от нее кровь, а также стремился к тому, чтобы как можно меньше моей собственной плоти проникало в нее (за исключением, конечно, плотского полового акта). И мне пришло в голову поискать пищу где-нибудь на стороне. Мне не было особой нужды пить кровь. До тех пор пока я в состоянии был сдерживать свои желания, мне было вполне достаточно обыкновенной пищи. Но кровь для вампира точно так же означает полноценную жизнь, как опиум для наркомана означает неминуемую смерть. Надо сказать, что как от одной, так и от другой привычки избавиться очень трудно. Что касается вампиров, живущее внутри них существо никогда не позволит отказаться от этой привычки.