– Но зачем Жабо подсунул мне яд вместо снадобья?
– Да кто ж его знает, Павел? Ты мне потом расскажешь подробней о вашем общении. А сейчас я тебе водички нормальной принесу. Горяченькой, на листочках смородины заваренной – натуральный чай. Я ее недавно в котелке вскипятил.
Он поднялся и шагнул к дверному проему.
– А где мы вообще находимся? – спросил Павел. – Что это за здание?
– Похоже на лодочную станцию. Здесь остовы лодок сохранились в ангарах.
– А котелками вы где разжились? Тоже в ангарах?
– Нет, два котелка Зюб у шайнов спер. У них тут лагерь неподалеку. Спиры, надо заметить, вообще вороватые по природе. Но котелки, это боевой трофей. Отличные, скажу тебе, котелки. Видать, у этих «ящеров» с металлом полный порядок.
Пока «горный» ходил за водой, Сновид пытался привести в порядок мысли. Он получил за короткое время столько информации, что она не умещалась в мозгу. Ладно бы просто не умещалась. Она сбивалась в толстый ком, словно умышленно запутанная веревка.
Как там учитель в Гимназии рассказывал? Гордиев узел? Его потом кто-то разрубил, какой-то храбрый воин. Однако узел, с которым столкнулся Сновид, предстояло распутывать, а не рубить.
Только как распутывать, если не знаешь, за какой конец тянуть? Да и где он, этот конец?
Бортник вернулся с кружкой теплой воды.
– Кружку тоже Зюб спер? – поинтересовался Павел.
– Нет, – серьезно ответил «горный». – Кружки у нас в рюкзаке лежали, в лодке. Его Зюб потом забрал. Ты пей, пока не остыло. Тебе сейчас необходимо обильное питье, чтобы дрянь из организма выгнать. А я тебе между делом о своем отце расскажу. И не только о нем.
* * *
Случилось это лет сорок назад. Примерно. Потому что точно никто не считал. Тогда люди лишь начинали потихоньку обживаться на поверхности. И пришла тогда в голову Московского князя мысль отправить отряд на поиски союзников. Короче говоря, других людей. Хотели узнать в Кремле, что в иных частях России происходит. И есть ли там вообще люди нормальные. Или все вымерли или омутантились.
Собрали небольшую ватагу из отчаянных парней, из тех, кто совсем ничего не боится. Двигаться решили по воде. Потому что по суше в те времена никто бы далеко не ушел – уж слишком много мутов развелось вокруг. Сколотили малый струг, спустили на воду, ну и отправились с богом. Сначала по Яузе, потом по Москве-реке, потом по Оке… Находился среди этих людей и отец Бортника Глеб.
Первоначально планировали достичь Коломны и, при благоприятных обстоятельствах, Рязани. А затем намеревались вернуться в Москву. Но позже планы поменялись.
В Коломне посланцы Московского князя обнаружили выживших людей. Те сообщили, что в Рязани, вроде бы, тоже есть община. Доплыли до Рязани, а местные, рязанцы, говорят, что и в Муроме люди выжили. Решили первопроходцы добраться до Мурома. Добрались. А оттуда и до Нижнего Новгорода, считай, всего ничего…
И оказалось, что везде живут люди. Пусть кое-где и совсем маленькими общинами, но живут. Всем им посланники Москвы приносили добрую весть о том, что не погибла столица России. И Кремль стоит, как стоял, отбивая атаки полчищ мутантов.
Отдыхали первопроходцы в новых местах, сил набирались. И в итоге принимали решение двигаться дальше – до пределов, где люди сохранились. А пределов все нет и нет.
От Нижнего уже плыли по Волге. Затем через систему водохранилищ попали в Каму. За это время – а годы шли – кто-то из кремлевских погиб, кто-то от болезней умер. Но ватага пополнялась новыми бойцами – такими же отчаянными парнями. К моменту, когда добрались до Перми, из москвичей в живых остался один Глеб. Он тогда уже атаманом стал.
В Перми Глеб пришел к выводу, что пора возвращаться назад, в Москву. Поручение князя было выполнено и перевыполнено с лихвой, но предстояло еще вернуться и доложить о собранной информации. Иначе в Кремле подумают, что ватага погибла, а люди за пределами Москвы вымерли.
Но тут Глеб прослышал о том, что вроде как есть крупная община в Екатеринбурге. И решил он тогда со своими единомышленниками добраться до столицы Урала – как этот город в приснопамятные времена называли. Ну а там уже поставить точку в долгом путешествии.
Отправились они вверх по течению реки Чусовая. Надеялись по ней и через систему водохранилищ доплыть до Екатеринбурга. Но затея не удалась. Однажды на стоянке на них напали снежные нео – ужасные мутанты, высотой под три метра, обладающие чудовищной силой. Почти вся ватага погибла. Спастись удалось лишь Глебу и одному ему товарищу.
Несколько месяцев они блуждали по предгорьям Урала, пока не наткнулись на общину «горных» людей. Те их приютили. Потом Глеб женился на девушке из общины. И вскоре у него родился сын Василий, прозванный впоследствии Бортником…
* * *
– Ну, а остальное ты, в общих чертах, знаешь, – закончил «горный». – Потихоньку наша община кочевала на восток. Потому что муты сильно донимали. Добрались мы, в конце концов, до берегов Тобола. А потом на нас шайны напали.
Он замолчал.
И Павел молчал. Да, история… На чудесное предание похожая, которые по ночам у костра рассказывают. Очень хотелось бы верить, что «горный» не врет. Аж дух захватывает, если представить, что Москва до сих пор стоит. Но и поверить в подобное сложно. Практически невозможно.
– Я догадываюсь, что тебе в такое трудно поверить, – сказал Бортник. – Вот, видишь, мой палаш?
Он вытащил оружие и протянул его Сновиду – рукоятью вперед.
– Подожди… – сказал Павел. – Я его раньше видел… Это же осма палаш!
– Ну, предположим, осм его лишь на время позаимствовал. Но сейчас не в этом дело. Как ты его узнал?
– Вот, по навершию. Никогда такого не встречал.
– А что это за навершие? – спросил Бортник.
– Не знаю. На башню похоже.
– Правильно. Это Спасская башня Кремля (вариант – царь-колокол). Видишь, даже маленькая звездочка выкована? А палаш моему отцу принадлежал. Наш фамильный палаш.
Сновид потрогал пальцем навершие. Надо же – кремлевская башня! Теперь он верил в то, что «горный» говорит правду. Ну невозможно такое придумать! Бортник, в конце концов, не этот самый, не сказитель. Он воин, в этом сомневаться не приходится. Ну а то, что с мутантами дружит…
Если подумать, тот же спир его, Павла, несколько раз выручил. А вот Антип Тощий даже лестницу с башни не скинул. Испугался чего-то. Вот тут и кумекай…
– Значит, родители тебя назвали Василий?
– Василий. Только я больше к прозвищу привык. У меня еще дед бортничеством занимался. Он первым в общине стал пчел приручать. Сначала серых. А потом земляных. Так что, я уже в третьем поколении бортник.
– А у отца какое прозвище было?