– Как я понимаю, его могут попытаться убить, – сказал Хенд.
– Да, поэтому мы и здесь, – кивнул Энтони.
Хенд и Энтони заняли места у прохода, весь салон под наблюдением, в особенности несколько рядов вокруг объекта – седого мужчины в плохо пошитом костюме и старомодных очках. Через проход от него – пожилая чета туристов со Среднего Запада. Видимо, купили двухнедельный тур, возвращаются домой, готовятся поразить всех своими рассказами.
Сиденье рядом с русским пустовало, он положил туда взятую у стюардессы The New York Times, из потрепанного портфеля достал толстую книжку и принялся читать, отчеркивая на полях. Было видно – объект нервничает.
В проходе появилась стюардесса, катя перед собой столик с закусками. Молодая миловидная блондинка, чуть вздернутый носик, униформа выгодно подчеркивает конусы грудей.
Внезапно Хенд почувствовал беспокойство, хорошо знакомое по корейской войне, словно вновь оказался по ту сторону линии фронта. Он передернул плечами, прогоняя неприятное ощущение, и через проход взглянул на Энтони: тот тоже следил за девушкой из-под полуприкрытых век. Невнимательному наблюдателю могло показаться, что Энтони спит, но Барни знал: напарник настороже и ни на секунду не выпускает объект из поля зрения.
Беспокойство не проходило. Опыт научил Барни доверять интуиции: сама суть работы шпиона заключалась в том, чтобы находить смысл в, казалось бы, разрозненных деталях, подсознательно анализировать, делать выводы, а потом действовать стремительно и без раздумий.
Столик с закусками замер между объектом и четой туристов, стюардесса, наклонившись, что-то сказала русскому, тот переспросил, поправляя очки.
Сидящий напротив турист решительно расстегнул чехол фотокамеры, блеснул металл. Энтони бросился через проход, Барни перескочил тележку и вместе со стюардессой свалился на русского. Женский визг, звон приборов, перекошенный рот объекта, разгневанный голос со среднезападным акцентом:
– Вы что, с ума сошли? Я чё, не могу фотографировать в самолете?
Да, в самом деле, обычный фотоаппарат – но кто мог подумать, что этой деревенщине захочется сфотографировать трансконтинентальную закуску? Кому вообще может прийти в голову идея фотографировать еду?
Хорошо еще, что Энтони не стал стрелять, подумал Барни, помогая стюардессе подняться.
Но задание мы, похоже, провалили.
– Извини, крошка, – сказал Энтони, – я сейчас все объясню. Но только – с глазу на глаз, хорошо?
Приобняв девушку за плечи, он увел ее в головной салон. Ощущая на себе возмущенные взгляды других пассажиров, Барни сел рядом с русским – чего уж теперь?
– Кирилл, – представился мужчина.
– Джеймс, – сказал Барни.
Самолет снижается, и Вегас посреди пустыни вспыхивает морем огней – словно один огромный аэропорт, принимающий лайнеры со всего света. Много лет назад человек, назвавшийся Кириллом, сказал:
– Для нас, уехавших из России, любой аэропорт всегда будет напоминать крематорий.
Глупость, а запомнилось – и вот почему-то пришло на ум.
Впрочем, к чему это – про крематорий? Лучше вспомнить, как приехал сюда в первый раз, в 1954 году, почти сразу после демобилизации. Блики на лобовых стеклах и хромированных бамперах встречных машин слепили глаза, взмокшая сорочка липла к телу, но когда подступавшая к дороге пустыня с редкими вкраплениями реклам запестрела бензоколонками и мотелями, у Барни захватило дух. Он проезжал мимо плавательного бассейна, огражденного прозрачными стенками, и видел девушку, что стрелой вонзилась в зеленую воду, подняв облако пузырьков. Он видел официанток в купальниках и туфлях на высоком каблуке – они крутились около машин в ресторане «Бензотерия»: припарковавшись, там можно было пообедать, не выходя наружу. Реклама зазывала: «Только здесь, только для вас, только сегодня! Хотдоги. Ледяные напитки… Гигантские гамбургеры… Атомные гамбургеры!»
Ну да, Атомные Гамбургеры. Лас-Вегас тогда называли Атомным Городом: неподалеку в пустыне раз в месяц взрывали новую бомбу. Это привлекало туристов, местная палата коммерции даже выпустила специальный согласованный с Пентагоном календарь. В ресторанах – Атомные Гамбургеры, в барах – Атомный Коктейль, девушки щеголяют Атомной Прической, а во «Фламинго» и «Сэндз» выбирают «Мисс Атомную Бомбу»: хористки одеты в перевернутое белое платье – бедра обнажены, живот прикрыт, грудь и плечи тонут в кружеве, словно во взбитых сливках. Наряд изображает атомный гриб, а канканный взбрык стройных ног, вероятно, символизирует всепроникающее бета-излучение.
Самая главная вечеринка Атомного Города проходит в Sky Room отеля «Дезерт-инн». Барни отправился туда по приказу полковника Зойда – конкретного задания тот не дал, только сказал: осмотришься там, познакомишься с людьми, в доверие войдешь… Ну что ж, в тот год Барни только и делал, что осматривался, – и если после Кореи он думал, что Контора сразу пошлет ловить коммунистических шпионов, то его ждало разочарование. Впрочем, Барни было двадцать четыре – а кто в таком возрасте откажется осматриваться в Лас-Вегасе, Беверли-Хиллз и Санта-Барбаре, да к тому же за казенный счет?
После второго Атомного Коктейля Барни уже любит всех гостей Sky Room. Прекрасные люди: поют, шутят и смеются. Невозможно поверить, что среди них – скрытые комми, чей заговор, подобно раковой опухоли, изнутри разрушает Америку. Но ведь не случайно полковник Зойд послал его сюда? Нет, не случайно! Держите ухо востро, лейтенант! – говорит себе Барни и заказывает еще один коктейль.
Пустыня в панорамных окнах – как на ладони, гости «Дезерт-инн» лихорадочно напиваются в ожидании кульминации. Как это будет? Почувствует ли он толчок? Что сначала – далекий «бух!» или яркая вспышка на горизонте?
И вот – наконец-то! Барни кажется, все происходит одновременно – под ногами вздрогнул пол, в ушах громыхнуло напоминанием о Нактонгане, за окном распустился зонтик ядерного гриба – сияющий цветок, воплощенный чистый свет, абсолютная энергия, сила и слава. Вот оно, могущество нашей страны, вот она, наша победа над врагами, надежный заслон новым япошкам, гитлерам и проклятым коммунистам!
Барни вместе со всеми орет «ура!» и от полноты чувств целует полуодетую официанткув губы.
Через двенадцать лет, когда Барни будет выполнять свой долг в Европе, «Дезерт-инн» купит Говард Хьюз, эксцентричный миллионер, твердо задумавший привнести в Лас-Вегас респектабельность и потеснить гангстеров, которые когда-то создали этот город. Ну что ж, Хьюз преуспел – и вот результат: от старых добрых дней остались только названия, да и то не все. «Сэндз» снесли несколько месяцев назад – на его месте отвратительная стройка. Куда отправиться – в перестроенный «Стардаст»? В «Сахару», украшенную 27-этажной башней? Или все-таки во «Фримонт»?
Барни смотрит в зеркальце на таксиста – немолодой смуглолицый южанин, итальянец или латинос.
– Простите, – спрашивает Барни, – не знаете, как там «Фримонт»? Сильно изменился?