– Конечно, в точности, как и сейчас, – только еще богаче и еще счастливей.
– И в точности, как и сейчас, каждого из этих богатых и счастливых будут обслуживать несколько десятков бедных и несчастных? Вы не боитесь, что рано или поздно их гнев сокрушит тот Шанхай, который вы нам обещаете?
Девис уже жалеет, что поддержал разговор.
– Я не политик, – говорит он, – мне трудно отвечать на такие вопросы. Но я бы хотел спросить, что думает о будущем нашего города госпожа Су Линь?
– Пару лет назад я прочла в одном журнале прекрасную фантазию, – отвечает молодая женщина. – Там говорилось, что однажды Шанхай станет свободным городом. Люди будут жениться и выходить замуж по любви – не обращая внимания на расу, возраст или богатство – и так же легко разводиться, когда эта любовь пройдет. Для молодых людей в парках устроят специальные кабинеты, где будут учить искусству любви. Появится еще больше кинотеатров, кабаре, клубов… одним словом, Шанхай станет раем свободного человека.
– Вам нравится такое будущее? – спрашивает Альберт.
– Конечно. А вам разве нет?
Она смотрит ему прямо в лицо, не опуская глаз, как большинство китайских девушек. Это возбуждает. Альберт думает о том, что последние месяцы женщины не волнуют его – если не считать неприступной Тани.
– Мне тоже нравится, – Альберт заставляет себя улыбнуться, – но я в него не верю. Люди не могут быть настолько свободны.
– К сожалению, я тоже не верю в такое будущее. Как не верю и в ваш вариант.
– А что же будет?
– Мистер Шу уже знает мой прогноз, – улыбается Су Линь. – Скоро Шанхай будет захвачен Японией, и все, что мы любим, исчезнет навсегда.
– Я не верю, – говорит Альберт. – Вы, китайцы, сами себя пугаете. Шанхай – открытый порт, Британия и Франция отвечают за его безопасность. Поверьте, мы никогда не отдадим Шанхай японцам. Для нас это означало бы конец Империи.
На секунду он вспоминает полковника Девиса: если мы отдадим Шанхай, мы проиграем всю Империю. Вот именно. Старик знал, что говорил.
– Я не думаю, что британцы нас защитят, – говорит Шу. – Вашим соотечественникам нет дела до китайцев. Они легко пожертвуют нами. Вы помните «Шанхайский экспресс»? С точки зрения китайца, это фильм о том, что китаянка должна спасти белую женщину, эту Лилию Шанхая. Хорошо еще, что не ценой своей жизни!
– Вы преувеличиваете, – возражает Альберт, – это только мелодрама. В фильмах с Марлен Дитрих всегда все вертится вокруг нее.
Почему-то на ум приходит Филис – впервые за много месяцев. Филис тоже хотела быть Лилией Шанхая – белой девушкой, приехавшей в самый порочный город Азии и покорившей его своей красотой.
Где ты сейчас, малышка Филис?
– Хорошо, оставим «Шанхайский экспресс», – не сдается Шу. – Возьмем любой другой фильм. Скажем, какую-нибудь картину про Фу Манчу.
– Ради Бога, – возмущается Альберт, – только не говорите, что для нас, англичан, все китайцы – злодеи, как Фу Манчу.
– Нет-нет, – Шу снова поправляет круглые очки, – я вообще не про Фу Манчу. Он злодей, с ним все понятно. Но давайте вспомним фильм, где Ан Мэй Вон – благородная китаянка из «Шанхайского экспресса» – играет его дочь. Вы его помните?
Альберт качает головой.
– Суть в том, что сначала героиня Ан Мэй Вон подпадает под влияние Фу Манчу и становится на путь зла, а потом влюбленный в нее благородный китайский полицейский гибнет, спасая белого героя и убивая Ан Мэй. Вот образцовый сюжет: лучшее, что может сделать китаец, – это умереть, спасая белого. И при этом убить женщину, которую он любит. Можно догадаться, что ждет Шанхай, если мы, китайцы, не возьмем свою судьбу в собственные руки.
– Мистер Шу, – говорит Альберт, – я, конечно, никогда не смогу вас переспорить. Вы журналист, а я всего-навсего коммерсант. Разговоры – не моя сильная сторона, извините. Я бы предпочел пригласить госпожу Су Линь на танец, если вы не возражаете.
Шу вежливо наклоняет голову.
Альберт удивлен, насколько хорошо танцует Су Линь. Шелк ципао струится под его рукой.
– Помните, вы обещали мне визит в Сучжоу?
Сдержанная улыбка:
– Конечно. Но весной, весной… сейчас слишком жарко.
– Жалко уходить: это все-таки единственное прохладное место в городе, – говорит Альберт, вставая из-за столика.
Он прав: душным августом 1935 года владельцы «Янцзы» первыми поставили себе электрический кондиционер – и вот уже неделю не знают отбоя от посетителей. Но сегодня время уже вышло – дансинг закрывается, оркестр играет последний фокстрот, Таня на прощание всей кожей вбирает прохладный воздух.
Она здесь первый раз, и уходить ей не хочется.
– Это было настоящее чудо, – говорит она.
Конечно, чудо: если бы Альберт не встретил ее сегодня в «Парамаунте», Таня никогда бы не попала в «Янцзы».
Впрочем, какое там чудо! Альберт сколько угодно может себя убеждать, что в этом дансинге у него были дела, но на самом деле он заходит в «Парамаунт» только для того, чтобы увидеть Таню. Уже несколько раз он отвозил ее на машине до дома – все так же безрезультатно: ни поцелуя, ни предложения войти. Хорошо, говорил себе Альберт, наверное, она живет не одна. Возможно, у нее даже есть муж или ребенок – от русских всего можно ожидать, – но почему она не соглашается поехать ко мне домой?
С каждым разом Танины отказы раздражали все больше: «Генри посмеялся бы надо мной. Надо же: найти в Шанхае единственную хостесс, которая не готова спать с клиентом! И вдобавок решить, что мне нужна только она! Смех один!»
Вот так они и оказались в «Янцзы», а теперь, после трех коктейлей и пяти танцев – все-таки Таня прекрасно танцевала, не сравнить с молодыми китайскими хостесс, – направляются к выходу, надеясь, что хотя бы ночью жара немного спадет.
– Я хочу пройтись, – говорит Таня. – Ты можешь отпустить своего водителя?
– Я могу ему велеть ехать за нами, – говорит Альберт. – Когда устанешь, сядем в машину.
– Я хочу, чтобы ты его отпустил, – повторяет Таня. – Я могу тебя об этом попросить?
– Конечно, – пожимает плечами Альберт. – В крайнем случае, найдем рикшу.
Неоновый свет окрашивает лица в цвет синих чернил, небо над Нанкин-роуд словно исчеркано огромными надписями. Вот английский джентльмен в красном фраке, с тростью в руках, словно монах на прогулке. У его ног вспыхивает: “Johnny Walker. Still Going Strong”.
Куда ты идешь, Джонни, кому неподвижно сияешь в душной августовской ночи?
– Я не люблю машины, – говорит Таня. – Один раз мне пришлось выпрыгивать почти на полном ходу. Я-то думала, он не станет приставать ко мне при шофере! Как бы не так! А сколько раз машина как бы случайно вдруг заезжала в какой-то глухой проулок или в поле? Помню, однажды я провела целый вечер со старым китайцем: он повез меня в «Рио-Риту», заказывал оркестру мои любимые песни, поил коктейлями, но все равно – был так отвратителен, что на обратном пути, когда он остановил машину, я вырвалась и убежала. Он схватил меня за рукав, и тот оторвался. Было страшно жалко, пришлось платье перешивать.