Воздух хрипло вырывается из изъеденных дымом легких, сухие губы чуть приоткрыты.
– Вперед! – шепчет старик. – В атаку! Ружья к бою!
Где-то далеко-далеко, на каменистом берегу маленькой речушки, лейтенант Девис, молодой и полный сил, мчится на врага, обнажив саблю. Британские солдаты заряжают ружья, афганцы на низкорослых лошадях, заслышав английскую речь, прекращают позорное бегство и обрушиваются на врага. Огонь! бормочет полковник, и огонь вспыхивает – яркий, ослепительный, белый, словно само солнце взорвалось над афганскими горами. Всадник въезжает в это сияние, отбрасывает ненужную саблю, рука его разжимается, трубка падает на циновку…
– Полковник Девис… она умерла, – говорит Вон.
– Я распоряжусь насчет похорон, – говорит Альберт.
Ну да, биржевые сводки подождут.
Через неделю Альберт расскажет Тане о смерти дяди:
– Он до самого конца верил, что Российская Империя цела и засылает в Шанхай шпионов.
– Увы, – отвечает Таня, – сюда сейчас засылает шпионов Коминтерн.
Они будут сидеть за круглым столиком дансинга, музыка будет обволакивать их, коктейль будет скользить по узкой соломинке, достигая рта, горла, желудка, насыщая кровь алкоголем, придавая хрипотцы Таниному голосу, туманя голову Альберта.
– Мой дед тоже воевал где-то в тех местах, – скажет Таня, – помню даже слово «Кушка». В детстве оно мне казалось смешным, оно по-русски в самом деле смешное.
– А твой дед жив? – спросит Альберт.
– Нет, – покачает головой Таня, – большевики расстреляли.
Они пойдут танцевать, девушка склонит голову на грудь Альберту, помада оставит маленькое красное пятнышко на белоснежной крахмальной рубашке. Они будут молчать, и только за столиком Альберт спросит:
– Сколько тебе было лет, когда вы бежали из России?
– Семь, – скажет Таня, – мне повезло, я была маленькая.
Альберт попытается сосчитать, сколько ей сейчас. Получается – двадцать три. Много. Редкая хостесс продержится в хорошем месте после двадцати пяти. К этому времени она должна накопить денег либо найти богатого покровителя, а иначе – «кровавый переулок», матросы в Хункоу, размалеванное лицо старой шлюхи.
Таня еще держится, молодец.
Она отхлебнет коктейль и скажет, глядя в сторону:
– Бандиты насиловали мою мать два дня, пока она не умерла. А меня не тронули, пожалели. Я маленькая была.
Альберт накроет Танину руку своей ладонью и скажет, просто чтобы не молчать:
– Понимаю, почему русские не хотят возвращаться.
– Почему не хотят? – удивится Таня. – Многие хотят. Боятся просто. Я бы вот вернулась. Знаешь, я ничего не помню про Россию – всё как отрезало. Иногда только приснится – закаты над Волгой, березовые рощи, санная дорога посреди бескрайнего снежного поля… каждый раз просыпаюсь в слезах. Представь, что ты бы никогда не мог вернуться в Лондон?
– Да, это было бы ужасно, – вздохнет Альберт, а сам вдруг поймет, что легко может отказаться от Лондона и остаться здесь навсегда.
Этим вечером Таня впервые разрешит проводить ее – но не пустит в дом и не поцелует на прощанье.
У высоких ворот – дерево, керамика, черепичная крыша – один за другим останавливаются большие черные машины. Выскакивают телохранители, потом выходит хозяин – разодетый в шелка или чаще в традиционном черном халате и чикагского фасона черной шляпе: униформе местных гангстеров. Девушки в ципао, с замысловатыми прическами – никаких вечерних платьев, никаких смокингов, никакого подражания Европе. Сегодня в моде национальный стиль, особенно здесь, в «Метрополь Гарденз Боллрум», первом настоящем китайском дансинге.
Никакого бетона, никакого ар-деко, никаких псевдоантичных статуй – только национальная архитектура. Восьмиугольный узор на полу, традиционные символы процветания и богатства; на стенах – гобелены с драконами и фениксами (мужчина и женщина, император и наложница, патрон и хостесс – понимайте, как хотите). И при этом – электрические лампы, модная мебель, джазовый оркестр из десяти человек (китайцы, европейцы, американцы).
Гости – прежде всего китайцы. Городские чиновники высокого ранга, полиция, коммерсанты и, конечно, члены Зеленой банды Ду Юэшэна, вдохновителя (а поговаривают – и владельца) «Метрополь Гарденз».
Этот дансинг – одно из тех мест, куда Альберт не может себе позволить не прийти. Вечер, проведенный в «Метрополь Гарденз», как бы говорит его партнерам, что Альберт уважает Китай, уважает его культуру и историю, поддерживает «Движение за новую жизнь», генералиссимуса Чан Кайши и китайских националистов.
Конечно, он поддерживает. Разве можно не поддерживать тех, кто дает тебе возможность хорошо заработать?
Разумеется, Альберт ходит сюда не только засвидетельствовать свое почтение китайскому национализму – в «Метрополь Гарденз» всегда можно встретить нужных людей.
Впрочем, сегодня его ждет неожиданная встреча.
– Госпожа Су Линь? Как давно мы не виделись! Вас не было в городе?
Су Линь – как всегда безупречно красива, спокойна, холодна. И улыбается как всегда – сдержанно-доброжелательно.
– Я уезжала по делам.
– Какие могут быть дела у такой красивой женщины? Уж не вышли ли вы замуж?
– Нет, что вы, – легкая улыбка в ответ, – просто мой отец перевел часть нашего семейного бизнеса в Гонконг, и я должна была провести там некоторое время.
– А чем занимается ваша семья? – спрашивает Альберт. Он всегда хотел узнать.
Су Линь улыбается:
– У нас много разных дел. Торговля. Строительство. Коммерция. Мы даже издаем журналы – вот, кстати, позвольте вас познакомить, это господин Шу, журналист и литератор. А это господин Девис, он окончил Оксфорд несколько лет назад.
Господин Шу поправляет круглые очки и, привстав, пожимает Альберту руку. Пожатие у него слабое, почти женское.
– Присаживайтесь, господин Девис, – говорит Су Линь, – мы как раз говорили о будущем Шанхая. Каков ваш прогноз?
– Я думаю, – отвечает Альберт, – Шанхай будет процветать. Он находится на пересечении торговых путей, связывает Китай и всю Азию с Соединенными Штатами. Я думаю, это великий город и его ждет великое будущее.
– Что вы подразумеваете под «великим будущим», мистер Девис? – спрашивает Шу.
– Шанхай будет модернизирован, – осторожно говорит Девис, – но сохранит свою уникальную культуру. Рикш заменят автомобили, на месте лачуг будут дома – минимум в десять этажей. Возможно, даже сама карта города изменится – проложат широкие бульвары, как в Париже. И, конечно, откроются новые кинотеатры, магазины и дансинги, – тут Девис позволяет себе улыбку.
– И в этом городе будут жить богатые и счастливые люди, да? – спрашивает Шу.