– Далее, мой юный друг, мы обратимся к экспериментам профессора Воронова из Коллеж де Франс, ученика знаменитого Алексиса Карреля, лауреата Нобелевской премии, работающего сейчас у вас в Нью-Йорке, в институте, основанном господином Рокфеллером.
– Господин Каррель тоже занимается омоложением? – заинтересованно спросил молодой человек.
– Нет-нет, профессор Каррель известен своими работами по сосудистой хирургии и, что важно для нашей истории, трансплантологии, то есть науке о пересадке органов. Именно на этих экспериментах сосредоточился профессор Воронов, и летом 1920 года, если не ошибаюсь, в июне он совершил первую операцию по пересадке половых желез обезьяны человеку. Тонкие срезы гонад бабуина и шимпанзе были внедрены в мошонку пациента, где срослись с его яичками. Целью экспериментов профессора Волкова было омоложение – и надо сказать, что на сегодняшний день его метод прекрасно зарекомендовал себя. Воронов произвел более 240 прививок и в большинстве случаев получил блестящие результаты: у стариков вырастают волосы, уменьшается содержание жира, укрепляются мышцы, в том числе и глазные, улучшается память и даже восстанавливается половая функция!
– Вы хотите сказать, профессор, – перебил собеседника молодой человек, – что господин Воронов изобрел лекарство от полового бессилия?
– Да, молодой человек, и это тоже! Но прежде всего эксперименты Воронова экспериментально доказали верность теории Чарльза Дарвина о близком родстве обезьяны и человека!
– Потрясающе! – воскликнул юноша.
Впрочем, пора уже представить героев этой сцены: пожилой ученый (наш читатель, конечно, уже догадался, что это ученый) был знаменитый французский естествоиспытатель и путешественник доктор Жан-Мари Пердонель, почетный член множества академий и профессор едва ли не всех европейских и американских университетов. Его юный собеседник, в котором нетрудно узнать сына дымных городов Нового Света, был Джозеф Уиллард, журналист знаменитой газеты The Daily Planet, прославившийся смелыми репортажами со всех концов света. Именно Джозеф Уиллард разоблачил заговор анархистов-революционеров, планировавших взорвать зал заседаний Лиги Наций, именно благодаря его статьям был выведен на чистую воду трест Игнациуса Руфа, созданный для того, чтобы, расколов Луну управляемым снарядом, вызвать панику на бирже и, скупив акции ведущих компаний, полностью захватить власть на Земле. Одним словом, Джозеф Уиллард был из тех людей, которые каждый день преумножают славу американской журналистики.
Что же привело Уилларда к берегам Экваториальной Африки – ведь еще месяц назад он даже не задумывался о «черном континенте»? Виной всему стала небольшая заметка в эмигрантской газете «Русское время», где говорилось о смелых экспериментах профессора Ильи Иванова, решившего в лесах Гвинеи экспериментально доказать теорию Чарльза Дарвина путем гибридизации, то есть скрещивания, обезьяны и человека. Когда один из русских сотрудников The Daily Planet пересказал Уилларду эту новость, Джозеф сразу понял важность происходящего в Африке. Советы потерпели поражение в попытке создать «нового человека» и теперь хотят вырастить армию людей-обезьян, сочетающих ум и ловкость человека с хитростью, силой и жестокостью шимпанзе и горилл. Журналист немедленно вылетел в Париж, где в Пастеровском институте ему подтвердили, что опыты профессора Иванова финансирует правительство коммунистической России. Уиллард понял, что напал на след заговора, способного погубить мир, – и уже через неделю был у африканских берегов.
Счастливый случай свел его с профессором Пердонелем, который помог молодому репортеру разобраться в сложностях современной биологии, стоящей на пороге великих открытий.
* * *
(Фрагменты письма, написанного женским почерком на фирменном бланке отеля Splendor, Нью-Йорк.
Листок много раз складывали часть текста утеряна)
…как мы ездили с тобой на Кони-Айленд прошлой весной. Помнишь, как крутилось над нашими головами «Чудесное Колесо», а потом мы, обнявшись, визжали от страха на «Торнадо»? А как я на тебя злилась, когда ты затащил меня в «Дримленд-цирк»! Я полночи не могла заснуть, вспоминая всех этих уродов – мужчину с львиной головой, мальчика-аллигатора, женщину с четырьмя ногами и страшную, страшную толстуху. Мне кажется, она весила как слон. Скажи мне, неужели мужчинам такие нравятся? Я видела, как ты на нее смотрел!
Это я так шучу, милый Джо, шучу, чтобы не плакать. Мне так не хватает тебя здесь, в Нью-Йорке. Вспоминаю, как ты обнимал меня и целовал за ушком, и сердце начинает биться, как птичка в клетке. Очень скучаю по тебе, не знаю даже, что еще написать…
…за тебя так, даже когда ты в прошлом году поехал в Го невилл писать репортаж о том, как федеральные войска подавили местную криминальную войну. Мне кажется, в этой Африке тебя ждет что-то ужасное, и каждый день молюсь, чтобы ты…
…Понимаю, что ты не можешь не уезжать, ведь это твоя работа. Ты всегда говорил мне, как это важно, чтобы люди могли утром открыть газету, прочитать, что происходит в мире, узнать правду. Ты иногда такой смешной, Джо! То взрослый, сердитый, даже злой, а то – как ребенок. Какая правда? Все хотят прочитать что-то смешное или страшное, пусть даже это будет выдумка.
Может, лучше ты станешь писателем? Заведешь себе кабинет с кожаным креслом, я буду утром приходить к тебе, в кружевном пеньюаре, а ты, такой уставший, отодвинешь пишущую машинку и скажешь: «Эх, Люси, ну и славно я поработал сегодня ночью! Написал еще две главы!»
И никаких поездок, вот здорово, да?
Или наоборот, поездки вместе со мной. В Калифорнию или даже в Европу. В Париж, в Берлин, в Лондон. Я бы там накупила себе платьев и тебя тоже приодела. Тебе должны идти дорогие костюмы, милый, я в этом уверена.
Решено! Возвращайся из Африки и становись писателем, как мистер Уэллс или Синклер Льюис.
…уходил куда-то по этой дороге. И я бежала за тобой, кричала Джо, вернись! – но ты как будто не слышал и все уходил, уходил… и дорога была такая пыльная, сухая, потрескавшаяся, будто здесь никогда не идет дождь… и я бежала за тобой, кричала, и ты вдруг оглянулся! Оглянулся, но ничего не ответил, только покачал головой, и глаза у тебя были такие грустные, что мне казалось, ты сейчас заплачешь, как ты плакал, когда Тото сбила машина и мы везли его к ветеринару, помнишь?.. но ты не заплакал и ничего не сказал, повернулся и ушел, а я осталась одна на этой пыльной дороге и проснулась вся в слезах, даже подушка была мокрая.
Ой, а помнишь, у меня такая миленькая подушечка, купленная в «Джонсони Харвуд», так вот…
…говорят, даже у цирковых уродов есть дети. И они здоровые! Представляешь, какие красивые дети тогда будут у нас с тобой? Если что, это я намекаю, как я жду, пока ты вернешься и…
(Обрывок письма, написанного на серой бумаге со штампом компании «Сранодан»)
…настоящий аванпост прогресса, иначе не скажешь. Сразу по прибытии мне рассказали, что первым директором станции был какой-то непризнанный художник по фамилии не то Кайер, не то Карлье. Устав гоняться за славой на голодный желудок, он решил сыграть в Гогена и добился у влиятельных друзей перевода сюда, в Бамбола-Брагамансу, где с помощью местных негров построил роскошный тростниковый дом с тремя спальнями. Не знаю, зачем ему понадобились три спальни, – разве что он собирался завести себе гарем из местных негресс, бабушек тех, что нынче за бесценок предлагают прохожим все лучшее, что есть у них под набедренной повязкой. Так или иначе, лихорадка доконала Кайера-Карлье за полгода, но почин был положен – и радением компании «Сранодан» в Бамбола-Брагамансу потянулась из Европы всякая шваль, французская прежде всего – видать, потому что в здешних лесах водятся самые крупные в мире лягушки.