— Мы открываем ворота! — выкрикнул кто-то. — Держитесь крепче!
Я помахала рукой папе с мамой и вцепилась в поручень. В принципе, падать было не слишком высоко, но для нас пятерых, находившихся впереди, имелась реальная опасность погибнуть под колесами платформы. Хейл и Генри стояли как каменные, а вот остальные хлопали в ладоши и подбадривали себя громкими криками. Бурк, например, вопил: «Мы сделали это!» — хотя все, что от него требовалось, — это махать рукой.
Ворота распахнулись, и толпа буквально взорвалась. Когда мы завернули за угол, я увидела кинооператоров, снимавших все на камеру. У зрителей в руках были таблички с именами их фаворитов или флаги Иллеа.
— Генри, посмотрите! — Я показала на транспарант с его именем.
Он не сразу сообразил, в чем дело, но, увидев свое имя, радостно выдохнул:
— Ух ты!
Он был настолько взволнован, что снял со своего плеча мою руку и поцеловал ее. Будь на его месте любой другой, ему попало бы по первое число, но жест Генри показался мне настолько невинным, что я была даже тронута.
— Мы любим тебя, принцесса Идлин!
— Да здравствует король!
— Благослови тебя Бог, принцесса!
Я произносила слова благодарности, чувствуя себя окрыленной. Ведь я впервые предстала одна перед своими подданными, слышала их голоса и ощущала, как все эти люди нуждаются во мне. Конечно, я знала, что они меня любят. Ведь когда-нибудь я стану их королевой. Но, как правило, когда наша семья покидала дворец, основное внимание было приковано к моим родителям. И сейчас я была буквально потрясена обрушившейся именно на меня волной народной любви. Возможно, подобно папе я смогу стать в свое время любимицей нации.
Праздник продолжался, люди выкрикивали наши имена и бросали цветы. Все шло идеально, именно так, как я и рассчитывала. И даже более того. Правда, только до последнего отрезка пути.
В меня что-то полетело, причем явно не цветок. Я вдруг обнаружила, как по платью и голым ногам растекается яичный желток. Затем в меня запустили половинкой помидора, а потом — чем-то еще, чем именно, я точно не поняла.
Я присела, прикрыв голову руками.
— Нам нужна работа! — пронзительно вопил кто-то.
— Касты все еще живы!
Выглянув из-под руки, я увидела кучку манифестантов, швырявшихся в платформу гнилыми продуктами. Некоторые развернули спрятанные от гвардейцев транспаранты с гневными надписями, другие осыпали меня отвратительной бранью, обзывая так, что язык не поворачивается это повторить.
Хейл присел передо мной, положив руку мне на плечо:
— Не волнуйтесь, я вас держу.
— Ничего не понимаю, — жалобно пробормотала я.
Генри, опустившись на одно колено, пытался дать сдачи каждому, кто к нам приближался. Хейл, стиснув зубы, бесстрашно закрыл меня своим телом, ни один мускул не дрогнул на его лице, когда в него попали чем-то тяжелым.
Я услышала, как генерал Леджер приказал Избранным пригнуться. Платформа набрала скорость, двигаясь явно быстрее, чем планировалось. Пришедшие поглазеть на парад были явно разочарованы, они свистели и улюлюкали нам вслед.
Услышав наконец хруст гравия центральной аллеи дворца, я оторвалась от Хейла, вскочила на ноги и, пробравшись к лестнице, торопливо спустилась.
— Идлин! — закричала мама.
— Я в порядке.
Папа стоял, оцепенев от ужаса:
— Дорогая, что произошло?
— А черт его знает! — выпалила я, сгорая от унижения.
Мало того, что вся наша затея с треском провалилась, так еще все эти сочувственные взгляды кругом! У меня на душе стало совсем паршиво.
Бедняжка, словно было написано на лицах окружающих. И их жалость была мне ненавистна даже больше, чем злоба испортивших процессию хулиганов.
Опустив голову, я стремглав помчалась по дворцовым коридорам в надежде, что меня никто не остановит. Но сегодня удача явно от меня отвернулась: оказавшись на площадке второго этажа, я нос к носу столкнулась с Джози.
— Ой! А что с тобой приключилось?
Я не ответила, а лишь прибавила шагу. За что? Неужели я это заслужила?
Когда я вошла к себе, Нина убирала комнату:
— Мисс?
— Помоги! — простонала я и разразилась слезами.
Она, не побоявшись испачкать свою безупречную униформу, нежно меня обняла:
— Все. Успокойтесь. Сейчас мы вас отмоем. Вы пока раздевайтесь, а я наполню ванну.
— Почему они так со мной обошлись?
— А кто это сделал?
— Мой народ! — с горечью воскликнула я. — Мои подданные. За что?!
Нина нервно сглотнула:
— Не знаю.
Когда я стерла косметику с лица, руки у меня оказались в чем-то зеленом. Из глаз снова ручьем хлынули слезы.
— Все, я пошла наполнять ванну, — сказала Нина, а я осталась стоять в полной растерянности.
Конечно, вода смоет грязь, да и вонь тоже исчезнет, но, как ни отдраивай тело, воспоминания стереть не удастся.
Несколько часов спустя я, одетая в свой самый уютный свитер, сидела, скорчившись, на кресле в папиной гостиной. Несмотря на жару, одежда сейчас была моим единственным защитным слоем, создавала ощущение безопасности. Папа с мамой пили что-то явно покрепче вина — небывалый случай в их практике, — хотя даже это не помогало им успокоить нервы.
Арен постучал в дверь и, не дождавшись ответа, вошел в комнату. Наши глаза встретились, и я бросилась к нему на грудь.
— Мне очень жаль, Иди, — произнес он, целуя меня в голову.
— Спасибо.
— Арен, я рад, что ты пришел. — Папа рассматривал снимки парада, лежавшие поверх сегодняшних газет.
— Нет проблем. — Арен обнял меня за плечи и усадил в кресло, где я снова свернулась калачиком, а сам остался стоять рядом с папой.
— Ума не приложу, как такое могло произойти, — осушив бокал, сказала мама. Она явно боролась с искушением выпить еще, но вовремя остановилась.
— Я тоже. — Мне казалось, что я до сих пор чувствую на себе волны ненависти этих людей. — Что плохого я им сделала?
— Ничего, — заверила меня мама, устроившись рядом со мной. — Они ненавидят монархию, а отнюдь не тебя. Сегодня они видели в твоем лице представителя этой самой проклятой монархии и именно потому с такой яростью и набросились на тебя. На твоем месте мог оказаться любой из нас.
— А я-то, дурак, был уверен, что Отбор поднимет им настроение. Мне казалось, они будут в восторге. — Папа, по-прежнему в шоке, бросил взгляд на фото.
На секунду все словно притихли. Надо же, как жестоко он заблуждался!
— Ну, — начал Арен, — все могло пойти именно так, как задумано, если бы не Идлин.