— Гарри! — воскликнул он. — Не надо!
Некроскоп, озаренный неверным бурым светом пылающего дома, медленно поднял голову, сквозь туман уставился раскаленным взглядом на Траска. Бен Траск, старый друг, с которым он когда-то бок о бок сражался с нечистью... такой, как он сам сейчас.
Бескровное лицо Траска снова порозовело, и он подумал: “Черт возьми, не делай этого, Гарри!”
— Ты убьешь меня, Бен?
— Ты знаешь, что я должен тебя убить; даже сейчас эта мысль мне противна, но у меня нет выхода. Или ты, или весь мир — третьего не дано, ты ведь понимаешь? А я не хочу, чтобы мой мир погиб в корчах, а потом с дьявольским хохотом выполз обратно из могилы! Но если ты отпустишь его — то есть Пакстона, — если ты пощадишь его, то я готов поверить, что ты не станешь губить весь мир.
— Твоему миру ничто не угрожает, Бен. Я не останусь здесь.
— Темная сторона?
— Больше некуда, — мысленно пожал плечами Гарри.
Траск глянул в прорезь прицела. Он мог сейчас выстрелить по ногам Гарри, и тот упал бы в молочный туман, а мог прицелиться в голову или грудь и постараться не задеть Пакстона. Он был хорошим стрелком и вряд ли промахнулся бы. С другой стороны, можно просто поверить Кифу на слово, что он уйдет, покинет Землю, и проблема будет решена. Только можно ли верить на слово тому монстру, которого он видит?
Гарри прочел мысли Траска и облегчил ему задачу: опустил Пакстона на землю. Это далось ему нелегко: твари внутри такой поступок пришелся явно не по вкусу. Но Гарри справился с ним и сказал, вернее, проворчал тяжким монотонным басом Вамфири:
— Ну что, Бен?
Траск перевел дух.
— Отлично, Гарри! Это здорово, — с облегчением ответил тот, но краем глаза вдруг заметил, что Тил и Робинсон вышли из столбняка и целятся в Гарри.
— Прекратите немедленно, вы оба, — крикнул Траск.
Гарри метнул в Тила отливающий алым взгляд; этого было достаточно, чтобы тот, спотыкаясь, попятился; потом настроился на разум Робинсона и предостерег его:
— Лучше послушайся Траска, сынок. Если ты попытаешься поджарить меня здесь, в этом мире, уж я поджарю тебя там, в аду!
Траск поставил автомат на предохранитель и отбросил его.
— Война окончена, Гарри, — сказал он.
Но Пакстон, который лежал на земле, в пелене тумана, схватил арбалет и взвел его.
— Ну уж нет, нет, черт возьми! — закричал он.
Некроскоп мгновением раньше прочел в мозгу Пакстона его намерения: это был образ смертоносного дротика из крепкого дерева, выпущенного ему, Гарри, в грудь. Он почти инстинктивно создал дверь Мёбиуса, а потом, сделав обманное движение, прыгнул туда. Для четверых экстрасенсов это выглядело так, словно он просто исчез. Дротик, выпущенный из пакстоновского арбалета, угодил в зону вакуума, захлопнувшегося там, где исчез Гарри, и был проглочен им. Пакстон в восторге завопил:
— Я попал! Я чувствую, что попал в ублюдка, я не промахнулся!
Нервно хохоча, он вскочил на ноги... Но тут туман, сгустившийся в том месте, где исчез некроскоп, вновь развеялся, и низкий ухающий голос Гарри проворчал:
— Должен тебя разочаровать.
“Черт!” — поперхнулся Траск горячим дымным воздухом пожарища, когда огромная серая лапа с когтями, как здоровенные ржавые рыболовные крючки, высунулась из пустоты, схватила за шею заверещавшего Пакстона и выдернула его — и из сада, и из вселенной. И только жуткий голос Кифа продолжал звучать после исчезновения:
— Ты уж извини, Бен, сам видишь — иначе никак...
В пространстве Мёбиуса Гарри отшвырнул от себя Пакстона; крик его становился все слабее по мере удаления. Можно было бы так все и оставить — пусть летит в вечность, вращаясь вокруг своей оси, визжа и всхлипывая, обезумев от страха, пока не помрет от разрыва сердца. Только не хочется поганить этот непостижимый мир. Нет, он найдет ему более подходящее наказание.
Он помчался за Пакстоном, догнал его и остановил вращение. И Гарри сказал ему, здесь, в этом месте, загадочные свойства которого даже некроскоп только-только начал постигать:
— Пакстон, какое же ты ничтожество!
— Убирайся! Не прикасайся ко мне, черт возьми!
— Тс-с-с! — шикнул на него Гарри, чьи зубы, поскольку он успокоился, приняли человеческий вид. — Ты же телепат! Здесь незачем орать, ты, мозговая блоха! Достаточно просто думать.
И тут Гарри стало ясно, что он сделает с Пакстоном.
В самом деле Пакстон — это мозговая блоха, ментальный вампир, который пьет вместо чужой крови чужие мысли, вор разума, блоха, от которой не почешешься. Скольких он покусал? В отделе таких полно; а сколько таких, кто даже не догадывается о том, что в их сознание подглядывают?
А может, он не вошь, а скорее... москит? Так или иначе, он — паразит, чье жало так больно жалит. И надо его... в общем, ясно, что надо сделать.
Он вошел в полубезумный от страха разум Пакстона и отыскал телепатический механизм, средоточие его дара. Он был врожденный, и отключить его было нельзя; но можно было экранировать, похоронить в психическом “саркофаге”, как радиоактивные отходы атомного реактора, пока он не расплавится, не сожжет сам себя, пытаясь вырваться. Именно это некроскоп и сделал. Он окутал участок мозга Пакстона, отвечавший за его дар, густой пеленой вампирского мозгового тумана, непроницаемого для экстрасенсов, оплел неосязаемым, но надежным коконом. Он обеспечил ему неприкосновенность сознания, столь заманчивую для нормального человека, но для разума Пакстона ставшую тюрьмой, бежать из которой нельзя.
А затем... затем Гарри попросту вернул Пакстона в сад позади пылающего особняка. Трое экстрасенсов сгрудились у садовой ограды, подальше от жара, источаемого этим громадным костром.
Гарри возник на фоне ревущего, плюющегося алыми и золотыми сгустками пламени и швырнул скулящего Пакстона прямо в руки Бену Траску. Человечек рухнул на колени, судорожно обхватил ногу Траска и разразился рыданиями. Траск в ужасе уставился на него.
— Что ты с ним сделал?
— Выхолостил.
— Что??
— Да успокойся, — пожал плечами Гарри, — не тело, только мозг. Ментальная кастрация. Больше ему не удастся насиловать чьи бы то ни было мозги. Скажите спасибо, я оказал последнюю услугу отделу.
— Гарри!
— Побереги себя, Бен.
— Гарри, погоди!
Но некроскопа уже здесь не было.
Он постоял у реки, глядя на догорающий старый дом. Что чувствовал Фаэтор Ференци, когда его замок в Хорватии, этот рассадник зла на земле, превратился к груду щебня? Все, что осталось от него на Земле.
И вот этот старомодный дом — тоже единственное, что осталось от Гарри.
Во всяком случае, в этом мире.