Разведчики пробежались по «избушкам», быстренько осмотрели помещения. Вроде бы все в порядке – никого нет.
Бойцы залегли за каменными дувалами, переводя дыхание. Подорожник вновь вышел на связь со штабом дивизии.
– Где «крокодил»? Мы заняли окраину населенного пункта. Здесь полнейшая тишина. Ни души! Местных жителей нет, «духов» пока не видно, но и афганского полка тоже.
– Неувязочка получилась, – ответил по связи кто-то из управления дивизии сонным голосом. – Армейское командование что-то переиграло. Афганцы до вас не дошли километров десять. Идите по руслу речки к ним на соединение. Они будут ждать.
– Вот козлы! Десять километров по руслу! Черт знает что! А если зажмут? Ловушка! Западня! – воскликнул Иваныч и распорядился: – Разглагольствовать некогда. Бегом к реке и как можно быстрее из этого каменного мешка. Разведвзвод, вперед! Затем идут связисты, миномет и вторая рота. В замыкании гранатометчики. Ветишин, не отставай, не задерживайся!
Сережка пребывал в задумчивом состоянии. В принципе он вполне мог и не оказаться в Панджшере. Перед рейдом лейтенант собирался жениться и должен был ехать в посольство расписываться. Но в последний момент передумал. Из-за чего-то поругались с невестой, и он сказал, что свадьбы не будет. Мол, иду в рейд, а после рейда посмотрим. Невеста вспылила и разбила в гневе четыре литровые бутылки водки, приготовленные для мероприятия, одна об другую. Разговор едва не закончился дракой. Ночью батальон отправился на боевые действия, а утром Золотарев из центра боевого управления вызвал Ветишина обратно в полк. Девушка умоляла его вернуться.
На вопрос Сергея, что ему делать, Подорожник, хитро глядя на вновь назначенного командира взвода АГС Ветишина, сказал:
– Наломал дров, набедокурил, а теперь не знаешь, как поступить? Делай так, как совесть подскажет. Вернешься в Кабул – Бог тебе судья. Может, там твое счастье. Но взвод останется брошен на сержанта Якубова. Гурбон – только набирающийся опыта, молодой сержант. Справится ли? Не наломал бы дров! У меня лишних офицеров, чтобы тебя заменить, нет.
– Наверное, останусь. Не поеду. Вот отвоюем, а потом, может, помиримся. Подумаем еще раз. Что скажешь, Никифор Никифорыч? – спросил Серега, ища поддержки.
– Пошли с нами. В горах будет много свободного времени, там спокойно обмозгуешь. Оставайся, Сережка! – предложил я.
– Решено! Никуда не возвращаюсь! В Панджшер! – махнул рукой Ветишин.
Наверное, это судьба. При десантировании пара пулеметных очередей попала в борт, на котором он летел. Уцелел. Теперь ему выпало выход из этого кошмарного ущелья прикрывать.
Я приветливо помахал Сергею. Он в ответ грустно улыбнулся. Управление торопливо двинулось вслед разведвзводу. Мы спешили покинуть неприветливые, таящие постоянную угрозу места.
Разведчики спустились с террас и по ручью быстрым шагом пересекли кишлак. Теперь наш черед испытать удачу. Едва на краю последней террасы показались связисты и минометчики, как горы ожили. Со всех сторон ударили автоматы, пулеметы, заработал миномет, и среди камней разорвалось несколько минных фонтанчиков. Взрывы бросили нас наземь. Осколки с противнейшим визгом пролетели над моей головой и застучали по камням. В этот раз пронесло. Кусочек металла сбил с головы Подорожника кепку, едва чиркнув по макушке, а большой острый камень рассек лоб. Я прижался затылком и спиной к огромному валуну, а ноги и задница остались без прикрытия. По ним забарабанили камни и земля. Черт! Только минометов не хватало!
Быстро спрыгнули с террасы и прильнули к выложенной из камней шершавой стене. Пока что было не понятно, откуда конкретно стреляют. Казалось, огонь велся отовсюду. Мы действительно оказались в огненном мешке. Четыре вросших в землю домика с противоположной стороны были переоборудованы в блиндажи и доты. Узенькие, подслеповатые окошки-бойницы изрыгали из своих недр огневой шквал. Откуда-то с гребня горы, из кустарника, включились в бой крупнокалиберные пулеметы. Издали плевался минами миномет. Цепочка из нашей пехоты, вжимаясь в грязь, поползла от стены в ручей к массивным валунам. Я оглянулся назад и понял, что обратной дороги нет. Из тех домов, что проверили разведчики, тоже стреляли автоматчики и гранатометчики. Повылезали из укрытий! Гады! Ловушка захлопнулась…
Позади на тропе валялся АГС, рядом вверх ножками – станок, а вокруг раненые солдаты. Гурбон Якубов подтаскивал кого-то в укрытие, а остальные, кто был в сознании и мог стрелять, вели огонь. Кто не мог, бессильно лежали на земле. Их стоны доносились сквозь автоматный треск.
Я отстрелял «муху» в одно из строений. То же самое сделал Вадик Хмурцев. На минуту помогло, я надеялся: кто-то из «духов» умолк навеки.
Комбат, сидя за камнями, вызывал артиллерию на себя. Минометчики воткнули в землю «трубу» и с руки принялись посылать мину за миной в дальний кустарник. Скорее всего, миномет «духов» работал оттуда. А может, если повезет, Волчук зацепит кого-то из вражеских пулеметчиков.
Бойцы лежа передавали мины, которых было немного, штук тридцать. Этого хватило продержаться до открытия огня артиллеристами. Самоходные гаубицы из-за гор взялись обрабатывать склоны. Снаряды ложились к нам ближе и ближе. От точных попаданий сложились, словно карточные домики, пара хибарок. Но даже из развалин, из полуподвальных помещений кто-то упорно продолжал стрелять. Хорошую встречу нам тут приготовили. Горячую!
Накрытые артиллерией пулеметы и миномет мятежников замолчали, но «духовские» автоматчики только усилили стрельбу.
Гурбон дотащил к нам первого раненого. Это был Ветишин! Надо же, как глупо вышло! Вместо свадьбы получить пулю! Серега лежал перепачканный кровью, которая сочилась сквозь бинты. Глаза закрыты, лицо землистого цвета, он уже не стонал. Без сознания…
– Гурбон! – крикнул я сержанту. – Куда его задело? Он весь в крови!
– Две пули в животе и осколками перебита нога, – объяснил Якубов, растирая по лицу кровь, пот и грязь.
– Тебя задело?
– Нет, это кровь лейтенанта Ветишина.
– Кто еще ранен?
– Почти весь взвод. Вагриса убили, а еще четверо перевязываются. Абдулаев отстреливается, а остальные уже не стрелки. Я поползу Сидорова выносить, ему в грудь попали.
Сержант вернулся обратно, а мы усилили огонь для прикрытия. И скоре выбрались трое легкораненых, тянувшие за собой бездыханное тело друга. Гурбон вытащил еще одного тяжелораненого. Абдулаев притянул за лямки АГС в чехле, громко крича что-то на родном языке и ругаясь по-русски. Из всех фраз я узнал узбекское «джаляп» и услышал множество родных выражений. Могуч русский язык! Мощнее и сочнее его ругательств не сыщешь! Сейчас даже афганцы по-русски матерятся…
– Василий Иванович! Станок от гранатомета забирать будем? – спросил я у комбата, продолжавшего вместе с капитаном-минометчиком корректировать артиллеристов.
– На хрен он сдался! Пусть валяется. Не поползем за ним: он под прицелом. Можем еще кого-то потерять. Оставим «духам» трофей для отчетности. Их очередь на себе станок тягать по горам.