– Я хочу лизать тебя. Но ты не коснешься меня до завтрашнего вечера!
В глазах Гауэйна отразилось нечто вроде муки.
– И я не могу коснуться тебя всю ночь и день?
– Только если я разрешу.
Гауэйн опустил свои длинные ресницы. Но Эди показалось, что она увидела довольный блеск глаз.
– А я не разрешу, – продолжала она. – До завтрашнего вечера. Обещаю, Гауэйн. Но пока что я просто хочу забыть о случившемся.
– Как пожелаешь, – сказал он, слегка колеблясь.
И все же Эди не беспокоилась относительно того, сдержит ли Гауэйн слово. Когда-нибудь он снова может вспылить, а она еще не объяснила ему, что не выносит криков, но он никогда ей не изменит. Никогда не солжет.
Лицо его осветила счастливая улыбка.
– Делай со мной все, что захочешь.
Эди ощутила укол возбуждения: словно осуществлялись мечты, в которых не Гауэйн ласкал ее, а она – его. Теперь он стоял абсолютно неподвижно, положив руки на бедра, и едва заметно улыбаясь. Гладкие плечи, на одном из которых темнел синяк, тяжелые пласты мышц груди, подчеркнутые маленькими плоскими сосками. И белая повязка вокруг торса. И снова тяжелые мышцы живота. Тонкая линия волос шла по центру и исчезала под полотенцем. И повсюду, куда только падает взгляд, – царапины и синяки.
Хотя в глазах Гауэйна сверкал голод, Эди знала, что он не пошевелится, пока она не даст разрешения. И она наслаждалась каждой минутой.
Медленно оглядывая его, она стала пятиться, пока не добралась до кровати. Он ничего не сказал. Просто ждал. Ничего более эротичного она в жизни не испытывала, зная, что этот великолепный, могучий мужчина – полностью к ее услугам.
Если Эди прикажет ему встать на колени, он так и сделает. Не то чтобы она хотела этого, но власть над ним опьяняла.
Она облизнула губы, и его глаза последовали за движением. Огонь опалил ее ноги.
Но Эди крепко сжала колени, гадая, как быть дальше.
– Что мне сделать? – прервал ее его хриплый голос. Его пальцы легли на полотенце. – Хочешь, я сниму это?
Эди прерывисто вздохнула, перед тем как кивнуть.
Он отбросил полотенце. Ее взгляду открылось то, что оказалось гораздо лучше, чем она помнила. Его мужское достоинство было толстым и длинным. Она хотела…
Чего она хотела?
– Я сделаю все, что прикажете, миледи. Все на свете.
Его голос ласкал, как бархат. Но в то же время Эди никак не могла придумать, что ему приказать.
Должно быть, Гауэйн увидел искорку неуверенности в ее глазах, потому что обошел постель и растянулся на другой стороне.
– Видишь? Я не касаюсь тебя.
Она снова кивнула.
– Но, может, ты хотела бы снять пеньюар?
Она не была уверена, стоит ли.
– Я не дотронусь до тебя, – пообещал он, – если только сама не попросишь.
Эди едва сумела взять себя в руки. Можно и снять пеньюар, потому что странно быть одетой рядом с голым мужчиной, который к тому же ее муж. Это казалось неправильным.
И прежде чем она успела передумать, сняла пеньюар и сорочку и бросила на пол.
К ее полному ужасу, желание в глазах мужа мгновенно исчезло, а с губ сорвалось проклятие.
Эди оглядела себя:
– В чем дело.
– Я вижу твои ребра!
Он сорвался с кровати и провел ладонями под ее грудью. Дернул на себя и крепко обнял.
– Я больше никогда тебя не покину, – поклялся он.
– О чем ты?
Ее сердце колотилось, и не от приятного предвкушения. Она подняла голову, чтобы видеть выражение его лица.
– Лила сказала мне, что ты ничего не ела.
Он смертельно побелел, а голос снова охрип.
– Я…
Его лицо исказилось паникой.
– Я должен покормить тебя.
Это Эди понравилось. Она не особенно обращала внимание на то, что сильно похудела. Хотя замечала, что грудь стала меньше. Теперь платья Лилы на ней болтались бы.
– Внизу есть еда?
– Бардолф всегда оставляет еду на случай наводнения, когда лакеи не смогут сюда добраться.
Гауэйн отпустил жену и исчез, спустившись вниз абсолютно голым.
– Хорошо, что я не позволила лакеям оставаться в башне, – пробормотала Эди себе под нос. Подошла к стулу у огня и села, скрестив похудевшие ноги, и гадая, что будет дальше.
Долго гадать не пришлось, потому что Гауэйн ворвался в комнату с тарелкой. Посадил Эди себе на колени. Она тоже была голой, если не считать домашних, очень элегантных туфель, украшенных розовыми лентами. Она вытянула ногу и повертела носком туфельки.
– Как вам нравятся мои новые туфли, ваша светлость? Мне подарила их Лила.
Гауэйн даже не глянул на туфли.
– Открой рот! – скомандовал он.
Несмотря ни на что, эти мгновения были лучшими в ее жизни.
– Чем будешь кормить?
– Не знаю, что нашел в буфете.
– Яблочные кнели! – воскликнула Эди. Кнели были в форме цветочка. – Правда, красивые.
– Открой рот, – повторил Гауэйн.
Она послушно открыла рот, и он сунул туда кнель. Поставил тарелку, обнял Эди и крепко прижал к себе. Лила была права – Эди потеряла всякий интерес к еде во время его отсутствия. Но теперь корица с сахаром казались такими вкусными! Аппетит к Эди вернулся.
– Ты обещал не дотрагиваться до меня, пока не попрошу, – заметила она, проглотив кусочек. – Ты нарушил слово! За это полагается штраф.
– Но сейчас мы не в постели, – парировал Гауэйн и, потянувшись за второй кнелью, охнул, потревожив ребра. – Я не позволю тебе голодать.
Его тон был свирепым, он снова стал властным собственником, но почему-то в этот раз все казалось правильным.
Съев еще три кнели, Эди насытилась. Встала и показала на постель. Гауэйн поднялся, нависнув над ней.
Эди оглядела его и ей понравилось увиденное. Гауэйн был встревожен ее ужасающей потерей веса, его лицо все еще казалось осунувшимся, губы были плотно сжаты. Сейчас она поняла кое-что о герцоге Кинроссе. Когда он боялся – яростно бушевал, взрываясь как петарда.
Но рассерженный или испуганный, он по-прежнему ее любил.
Эди подумает об этом позже. Потому что его взгляд опустился ниже ее лица. И Гауэйн снова поджал губы, когда увидел ее торчащие ребра. Но потом взгляд скользнул ниже, к островку золотистых волос между ее ног, изгибу бедер и, наконец, изящным туфелькам.
А когда снова поднял глаза, в них светился голод.
– Мне нравятся твои туфли. И у тебя самые прекрасные на свете щиколотки.