Мур внимательно глядел на Тонино, высматривая признаки отравления. Но Тонино, судя по всему, поверил Муру. В мягком свете фонаря глаза мальчика понемногу начинали блестеть, а грязные осунувшиеся щеки заметно порозовели. Глядя, как Тонино догрызает последние кусочки сыра, Мур решил, что в этой еде яда не было. Живот немного отпустило.
— Все равно есть хочу, — вздохнул Тонино, с сожалением откладывая сырную корочку. — Так хочу есть, что готов даже фасолинки проглотить.
Мур вспомнил, что сунул фасолинки в карман, когда господин Таррантул стал ругаться. Он вытащил их и положил все семь штук рядом с фонарем. И тут оказалось, что они заметно округлились и заблестели. На четырех из них совсем не осталось морщинок. Даже самая старая и высохшая стала больше похожа на фасолинку, чем на ссохшийся бурый комочек. В свете фонаря они переливались приглушенными тонами красного и багряного.
— Интересно, — сказал Мур, катая их пальцем. — Интересно, это все тоже чародеи?
— Наверное, — отозвался Тонино, неотрывно глядя на фасолинки. — Он говорил, что хочет создать чародея с десятью жизнями. Получается, что здесь их семь, а скоро появится восьмая. Откуда же он собирается взять еще две?
«Из нас», — подумал Мур, надеясь, что Тонино до этого не додумается.
Но тут самая свежая и блестящая фасолинка внезапно подпрыгнула и перевернулась в воздухе, сделав сальто. Тонино позабыл, о чем они только что говорили, и завороженно нагнулся над верстаком.
— Смотри, она живая! Интересно, остальные тоже живые?
Похоже, они действительно ожили. Все фасолинки одна за другой вздрагивали и начинали подпрыгивать и кататься по столу, то и дело подскакивая в воздух, — даже самая старая, хотя у нее хватало сил лишь на то, чтобы перекатываться с боку на бок. Самая новенькая фасолинка так разошлась, что едва не соскочила со стола. Мур поймал ее и водворил к остальным.
— Они что, прорасти решили? — шепнул он. — Как в сказке! — ахнул Тонино. — Ой, растите, ну пожалуйста!
При этих словах самая новенькая фасолинка лопнула по всей длине, обнажив бледно-зеленоватое нутро, несомненно живое. Но это было совсем не похоже на прорастающую фасоль. Скорее, на взлетающего жука. Мгновение мальчики видели две пятнистые красноватые половинки шкурки, которые разошлись в стороны, словно надкрылья, а потом будто растворились. В воздухе развернулось нечто светлое, прозрачное, зеленоватое. Проросток очень быстро расправился в плоский семиугольник и стал ужасно похож на большой парящий фиговый листок, сотканный из зеленоватого света. В нем даже были нежные прожилки, и он еле заметно пульсировал.
К этому времени пять других фасолинок тоже полопались и проросли. Каждая превратилась в зубчатый листок с прожилками, но все были немножко разные, и Мур узнал листья плюща, смоковницы, винограда, клена и еще платана. Даже самая старая, седьмая фасолинка и та пыталась прорасти. Но она так иссохла и так было очевидно, до чего же ей трудно, что Тонино прижал половинки указательными пальцами и помог ей лопнуть.
— Чародеи, чародеи, пожалуйста, помогите! — молил он, глядя, как фасолинка разрастается в маленький чахлый листок.
«Рябина», — подумал Мур и даже удивился: откуда он столько знает про деревья? Он печально посмотрел на стайку хрупких трепещущих зеленоватых теней, собравшихся у фонаря, и вдруг понял, что Тонино был совершенно прав, когда засомневался в том, что чародеи им помогут. Может быть, эти зеленые фитюльки когда-то и были чародеями, — Мур решил, что и в этом Тонино был прав, — но это же не призраки. Они мягкие, беспомощные и обалдевшие. Все равно что умолять о помощи бабочек, только что вылупившихся из куколок.
— Вряд ли они нам помогут, — проговорил он. — Они даже не понимают, что с ними произошло.
Тонино вздохнул.
— Они чувствуют себя ужасно старыми, это правда, — согласился он. — Но и новыми тоже. Это мы должны им помочь. Надо спрятать их от господина Таррантула.
Он попытался поймать старый чахлый листок, но тот яростно вывернулся у него из пальцев. Остальные из-за этого перепугались. Они задрожали, затрепетали и ринулись спасаться за кувшин.
— Перестань! Ты их пугаешь! — велел Мур. И тут он услышал позади, в дальнем конце комнаты, какое-то шарканье. Оба — и Мур, и Тонино — резко обернулись.
Там, сияя среди перепутанной паутины, бился в липких пыльных нитях еще один лист, очень большой. Он трепетал и рвался еще более яростно, чем тот чахлый листок, который пытался убежать от Тонино, но с каждым движением все больше увязал в спутанных сетях и спускался все ниже и ниже к черной жестянке.
— Это тот мертвый чародей! — воскликнул Тонино. — Ой, скорее! Надо ему помочь!
Мур медленно поднялся. Ему было страшно. Так бывает, когда в комнату вдруг залетает птица, — ее паника почему-то очень заразная, — но когда он увидел, как сияющий лист внезапно превращается в фасолинку и падает, падает, падает в черную жестянку, он кинулся к дальней стене и в ужасе просунул руки за серый спутанный саван паутины. Он еле успел отбить фасолинку ребром левой ладони. Фасолинка отскочила от жестянки и свалилась на пол. Мур подхватил ее. Едва оказавшись у него в руке, фасолинка треснула и разрослась в лист — больше, ярче и зазубренней остальных. Мур накрыл его второй ладошкой, отнес, чувствуя, как он там щекочется, к свету и осторожно выпустил, и лист присоединился к прозрачной, пульсирующей, живой стайке, сияющей под фонарем. «Как мальки на отмели», — подумал Мур.
— Идет! — шепнул Тонино. — Прячь их скорее!
Мур услышал, как открывается дверь над лестницей. Он похлопал в ладоши над стайкой листьев.
— Кыш! — зашипел он. — Прячьтесь! Листки шарахнулись от его рук, но — вот ужас-то! — остались где были, забившись за кувшин.
— Да бегите же! — взмолился Тонино, когда господин Таррантул затопал по лестнице, отчаянно ругаясь.
Но листья не двинулись с места.
— С чем вы там играете, мальчишки? — прокричал господин Таррантул и заторопился к паутинному занавесу. — Судя по пентаграммам, Габриэль де Витт умер примерно две минуты назад. Его душа уже должна была прибыть! Почему вы не стучали в дверь? Вы что, так старались набить себе брюхо, что ничего не заметили? Недоумки!
Он промчался мимо верстака с фонарем, даже не взглянув в ту сторону. Листья затрепетали, когда их едва не смел порыв злобного ветра, поднятого полами черного сюртука. И тут, к невероятному облегчению Мура, новый, большой лист приподнял зубец, будто маня остальных, и тихонько соскользнул с края верстака во тьму. Остальные свернулись и юркнули за ним, словно стайка плоских рыбок, решивших уйти на глубину, а старый чахлый листок едва поспел за прочими. Мур и Тонино скосили глаза, чтобы убедиться, что листья спрятались, а потом поглядели на господина Таррантула. Он раздвигал паутину в стороны, чтобы добраться до жестянки.
Он схватил ее. Поднял. Потряс. И развернулся, прижав ее к груди, в таком изумлении и отчаянии, что Мур едва его не пожалел.