– Тятенька, ты ведь по Руси смотрины устроить хочешь? Как тебе устроили?
Алексей Михайлович кивнул. И наткнулся на взгляд сына. Серьезный, внимательный.
– Тятенька, не хочу я еще одних воров у казны. Кого ни выбери – за ней боярский род будет, а значит – клянчить подачки примутся, жена ныть будет, что недовольна, да мало ли способов в доверие да в казну влезть. Не хочу.
Непроизнесенным повисло «Ты уже нарвался, теперь и меня хочешь в ту же петлю?!» Но некоторые слова лучше и не произносить, ни к чему. Алексей Михайлович кивнул.
– А что ты предлагаешь?
– Жениться надо на принцессе иноземной, так, чтобы союз крепить с другими странами.
– Так она не православная…
– Так и мы, чай, устои меняем. И вообще – жена да спасется мужем своим, – прищурился в ответ Алексей. – Тятенька, что мы – худородные, что ли? У Фердинанда – две дочери, одна вроде как за поляка сговорена, да вторая пока еще свободна. У Филиппа Испанского дочь Мария, ей всего-то четырнадцать лет, поговорить можно. А ежели что, и подождать пару лет, пока еще у кого дочь не родится или не подрастет. Нам куда спешить?
Алексей Михайлович задумался.
– Опять же. Ты меня королем польским сделать хочешь, я знаю. Так когда они меня лучше примут – с нашей боярышней али с европейской принцессой?
Романов-старший кивнул.
– Да, пожалуй.
– Тятенька, а кто тебе сказал, что женить меня пора? Уж не Милославские ли напели?
– Не любы тебе Милославские.
– Они не монетки золотые и не девушки красные, чтобы я их любил.
Алексей мысленно пометил себе – попросить Ордина-Нащокина, чтобы тот поглядел внимательнее. С кем государь советуется чаще, кто к нему в ближники вошел… ох, не к добру это. Точно, еще один Морозов нашелся на его голову. Через жену-то им вертеть всяко легче будет.
А вот не дадим себя женить!
Алексей вспомнил упрямый взгляд Софьи и приготовился к дальнейшим гадостям. Они и не замедлили.
– И все же пора б тебе в Кремль перебираться.
– Приневолить ты меня всегда можешь, тятенька, на то твое право. – Алексей выглядел так расстроенно, что прослезился бы и африканский крокодил. А в ушах звучал голос Софьи.
Не спорь, никогда не спорь с отцом. Он сильнее. Но он тебя любит – и на этом можно играть. Не дай ему сломать твою жизнь, как сломали его.
– Да разве плохо тебе здесь будет, сынок? Рядом со мной…
– Ох, тятенька. Там у меня спокойнее, свободнее, из окна выглянешь – соловьи поют, на коне промчаться можно, а тут что? Ни воли, ни воздуха… сидеть за этими стенами, как зверю в клетке! Только выть и останется.
– Что-то я не вою…
– Нет, тятенька, – Алексей скользнул на пол, прижался щекой к отцовскому колену. – И тебе здесь плохо. Просто ты сильный, а я пока еще маленький. Меня здесь сломают и в дугу согнут, ты же для меня такого не хочешь?
– Такого – не хочу. Кстати, и еще одного ребенка хорошо бы в твою школу взять. Найдется местечко?
– Кого, тятенька?
– Петю Апраксина. Возьмешь?
– Как не взять. Пусть к следующему набору и готовится…
– Набору… завел ты, Алешка…
Но ворчал царь больше по привычке, по-доброму. Алексей это почувствовал и решил поделиться, чтобы разговор закончился на хорошей ноте.
– Тятенька, так и еще дело у меня.
– Какое, сынок?
– Тятя, а почему мы такое оружие не делаем?
Казнозарядный пистолет Алексея Михайловича не привлек. Так, повертел его в руках пару минут и отложил.
– Дорого, сынок. Денег в казне нет.
Алексей едва не зашипел.
Конечно, денег нет! Ежели тучу дармоедов-бояр подкармливать, ежели воруют на всех местах – выпускники ему регулярно грамотки шлют, ежели храмы строить вместо того, чтобы деньги в дело употребить…
Алексей и сам не замечал, как менялось его мировоззрение под влиянием Софьи. Храмы строить? Зачем? Ах, душу свою спасать? Ну-ну…
А чью-нибудь еще ты спасти не пытался? Там, из нищеты вытащить, от беды спасти, помочь… нет? Ну, тогда хоть всю Русь храмами застрой – дела не будет. Кому ты нужен, гроб повапленный…
Царь, конечно, милосерден и помочь готов, но ведь как много тех, кто о помощи не просит, а нуждается в ней и очень сильно?
Вслух, понятно, Алексей этого не сказал. Но умильную мордаху состроил.
– Тятенька, а можно мне таких для ребят своих понаделать? Деньги я найду…
– Ну, наделай…
Алексей кивнул, и дальше разговор перешел в более безопасную плоскость. Матушка, сестрицы, прибавление в семействе…
Мальчишка поддерживал беседу, а в голове крутилась одна и та же мысль.
Кто, кто, КТО?!
* * *
Софья глазами сверкала не хуже тигрицы.
– Женить?! В Кремль забрать?! Этого нам только не хватало!!!
Алексей смотрел на нее с улыбкой, царевна Анна – с легкой тревогой.
– Сонюшка, да что ж тут плохого…
– Анюша, милая, – Софья чуть успокоилась и принялась объяснять тетке, как маленькой. Вот ведь… тоже! Как своих да Воина детей от чужих глаз прятать – это она сразу умная, а как про племянника сообразить – глупеет. Или это просто гормоны по мозгам бьют? Как-никак, третьего ждут… Ну да, за эти годы Ордин-Нащокин еще и внучку признал. Аграфену, Грушеньку… – Нельзя нам в Кремль сейчас, ну никак нельзя. Тут слишком много дел… ведь не просто так Алеша бьется. Он себе помощников готовит, людей, которые везде по стране будут, а кого другого сюда сейчас пусти – все дело нам загубит. Так кого просили пристроить?
– Петрушу Апраксина.
– Та-ак… Анюша, ты что про него знаешь?
Анна покачала головой. Ничего не знала и Татьяна. А вот Ордин-Нащокин порадовал. Софья только головой покачала, слушая биографию семьи Апраксиных.
Матвей Васильевич Апраксин ничем особым не отличался. Женился, детей родил… Казалось бы – все чисто?
Ан нет.
Семейка оказалась не просто так, а под Матвеевым, который благоволил им настолько, что стал крестным отцом Марфы Апраксиной. Так-то.
К тому же – царский стольник, ездил в сорок пятом году в Данию… Семейка заслуженная, но служит она больше себе. Особыми талантами мужчина не отличался.
Вывод?
Могли и сами попросить царя, а мог и Матвеев. Пока особых подозрений не было, но Софья уже отложила в уме заметочку.
Петруше Апраксину доверия не будет.
Время шло своим чередом. На Урале спешно строились деревеньки, в школе учили детей, Алексей с Софьей собирали сведения о принцессах и прикидывали, как бы уговорить отца, чтобы он понял – выгодную невесту и подождать можно… годков так десять.