– Тебе не кажется, что она вполне хороша сегодня?
Почти не думая об опасности откровенно свободного общения с ним, Кейт рассматривала Милли с того места, где они стояли; она отметила, что ее подруга снова беседует с музыкантами маленького оркестра о своих дальнейших желаниях, а они подходят к ней с изъявлениями почтения, одушевленного национальной манерой выражения чувств – вполне в духе старинной венецианской комедии. Мысль девушки о том, чтобы устроить на вечере музыку, оказалась счастливой – это стало истинным спасением от застенчивости, – впрочем, не слишком радикальным – благодаря кратким антрактам, благоразумному выбору и всегдашней снисходительности к собравшимся вместе варварам, что делало честь прекрасному воспитанию исполнителей, хотя собравшиеся варвары могли представлять те круги общества, где вкус – явление естественное, а мелодичность высоко ценится. Во всяком случае, ответить на вопрос Кейт было легко.
– Ну, моя дорогая, ты же знаешь, какой хорошей я ее считаю!
– Но она слишком хороша! – с пониманием откликнулась Кейт. – Все так ей идет! – особенно ее жемчуга. Они замечательно сочетаются с ее старинными кружевами. Возьми на себя труд – рассмотри их как следует.
Деншер, хотя ему помнилось, что он уже видел их раньше (его мысли о внешности Милли то и дело возвращались назад, к тому времени), вероятно, не рассмотрел их тогда «как следует» и поэтому не сумел отдать должное воплощенной поэтичности, которая создавалась их стилем. Лицо Кейт, когда она их рассматривала, поразило его: длинная, бесценная нить, дважды обернутая вокруг шеи Милли, спускалась впереди, чистая и тяжелая, так низко, что манера девушки держать нижнюю часть нити в руке и бессознательно перебирать ее пальцами, порой обвивая ею ладонь, вероятно, служила большему удобству.
– Она – голубка, – продолжала Кейт, – а нам как-то непривычно представлять себе голубку в жемчугах. И все же они идут к ней, будто она прямо в них родилась.
– Да, родилась в них – это верно сказано.
Теперь Деншер увидел, как жемчуга идут девушке, но, пожалуй, более всего он видел то, что была какая-то особая напряженность в чувстве, с которым его собеседница рассматривала эти жемчуга. Милли действительно была голубка, это – верный образ, но он более всего соответствовал ее духу. Однако в следующий миг он понял, что Кейт сейчас, в силу каких-то, утаенных от него резонов, находится под исключительным впечатлением от этой частицы богатства ее подруги, которое означало – власть, означало великую власть и великую силу, оно подобало подруге, лишь если помнить, что голубки имеют крылья и способны совершать чудесные полеты, они обладают всем этим в той же мере, как нежными оттенками цвета и приятным звучанием голоса. Ему даже пришло в голову, правда довольно смутно, что такие крылья могли бы раскрыться в некотором случае – собственно, в случае, который касался его самого, уже широко раскрылись, чтобы оберечь и защитить. Разве же эти крылья, кстати говоря, в последнее время не распростерлись невероятно широко, разве Кейт и миссис Лоудер, Сюзан Шеперд и сам он – сам он в особенности, – разве все они не приютились так удобно под крылами своей голубки, обретая все больше удовольствий и все меньше забот? Все это повисло яркой прозрачной дымкой в сияющем вокруг них свете, и из этой дымки Деншер услышал, что Кейт продолжает говорить:
– Жемчуга обладают странной магией – они идут всем.
– Тебе они были бы необыкновенно к лицу, – откликнулся он искренне.
– О да, я себя в них вижу!
И вдруг он увидел ее, как она видела себя, – она была бы великолепна! – и из-за этого он более ясно понял, о чем она думает. Королевское украшение Милли сейчас, под влиянием не вполне магическим, стало символом различий – различий, видение которых и отразилось так явно на лице Кейт. На лице ее, вероятно, отразилось еще, что, как прекрасно она ни выглядела бы в таких жемчугах, они были как раз тем, чего он, Мертон Деншер, никогда не смог бы ей купить. Не заключалось ли в этом их огромное различие, которое сегодня символизировала Милли? Милли, не сознавая того, показала Кейт, и Кейт восприняла это каждой своей порой, что не существует человека, с кем у нее было бы меньше общего, чем с замечательно красивой девушкой, выходящей замуж за мужчину, неспособного сделать своей жене хотя бы маленький подарок в том же духе. Впрочем, о таких нелепостях Деншер подумал несколько позже. Сейчас он мог думать, сколько-нибудь целенаправленно, только о том, что говорила ему перед обедом миссис Стрингем. Ему ничего не оставалось иного, как вернуться к вопросу, какой Кейт задала ему минуту назад.
– Она вполне хороша, как ты выразилась, в том смысле, что, насколько меня заверили, ей стало лучше. Миссис Стрингем, час или два назад, была по этому поводу в великолепном настроении. Она явно верит, что ей лучше.
– Ну, если они предпочитают так это называть…!
– А ты сама как это назовешь, раз ты против?
– Я никак и никому это не стану называть. Кроме тебя. И я не против! – добавила Кейт, будто ее вновь стало слегка раздражать, сколь многому его приходится учить.
– О чем я и спрашиваю, – сказал он. – Как ты назовешь это мне?
Вопрос заставил ее задуматься.
– Ей не лучше. Ей хуже. Но это к делу не относится.
– Не относится? – поразился он.
Но она ответила очень ясно:
– Это не наше дело. Это нас не касается. Если исключить то, что мы делаем для нее все, на что способны. Мы заставляем ее хотеть жить. – И Кейт снова принялась наблюдать за Милли. – Сегодня она действительно хочет жить. – Она говорила с добротой, которая показалась ему странно непоследовательной – настолько сильно и, несомненно, несправедливо звучала для него в ее ясности подозреваемая им жесткость. – Это чудесно. Это так красиво!
– И правда красиво.
Ему самому был противен его, почему-то беспомощный, тон. Однако Кейт не обратила на него внимания.
– Милли делает все это для него. – И она кивнула в сторону медицинского гостя подруги. – Она хочет выглядеть для него как можно лучше. Но его она обмануть не сумеет.
Деншер смотрел в ту же сторону, что побудило его через минуту спросить:
– А ты полагаешь, что сумеешь? То есть если предполагается, что он побудет здесь с нами, сумеешь ты скрыть свои чувства? Если тетушка Мод так тесно с ним общается…!
Тетушка Мод в это время действительно заняла место под боком у доктора и явно старалась изо всех сил его развлечь, хотя ее усилия все же не смогли изменить направление его взгляда – решительно, как случаются такие вещи под влиянием внимания собеседника, – что вдруг осознал Деншер и что тут же отметила Кейт, – обращенного к нашему молодому человеку.
– Он смотрит на тебя. Ему надо с тобой поговорить.
Деншер рассмеялся:
– Вот и миссис Стрингем сообщила мне, что он этого хочет.
– Так пусть поговорит! Подойди к нему сейчас. А мне вовсе нет необходимости, – продолжала она, отвечая на его вопрос, – его обманывать. Тетушка Мод, если понадобится, сама это сделает. Я хочу сказать, что, ничего обо мне не зная, он может увидеть меня только так, как видит меня она. А она сейчас видит меня очень хорошо. Ему до меня никакого дела нет.