Мысли одна мрачнее другой заполонили ее мозг. Уж если Алеша сам попросил ее привезти... Видимо, до того, как потерять сознание...
– Он там не один?
– Нет. Там наши люди, с Петровки.
Она умолкла на некоторое время и очнулась только тогда, когда поняла, что они уже рулят по какому-то загородному шоссе. Из темноты иногда выныривали плохо освещенные деревни, затем снова все погружалось в тьму и дождь, и пейзаж становился особенно мрачным тогда, когда поле сменялось лесом, теснившим шоссе с обеих сторон. "Дворники" поскрипывали, слизывая резиновыми языками воду с лобового стекла, фары взрезали непроглядную темень, изрешеченную косыми струями дождя.
– Куда мы едем?
– Поселок один... Гутеево, кажется. В рижском направлении. – Мужчина вытащил из кармана обрывок бумаги. – Вот, посмотрите.
В темноте невозможно было прочитать, и Александра дождалась, когда покажутся фонари какой-то деревни, чтобы, напрягая зрение, прочитать: "Гутеево, дом 6".
– Послушайте... Как вас зовут?
– Петр.
– Послушайте, Петр... Что там делал Алексей? В деревне?!
– Как вы, наверное, знаете, он занимался поисками маньяка...
– Маньяка???
– Вы не в курсе?
– Нет!
– Совсем не в курсе? Алексей не рассказал вам, что ищет опасного маньяка? Серийного убийцу?
– Нет!!!
– Признаться, я и сам мало что знаю... Но Сергей Громов – вы с ним знакомы? Это наш опер, с Петровки, он дружен с вашим мужем, – он обронил два слова... Подробней я ничего не могу вам сказать, сожалею...
Она все-таки решила позвонить Алеше. Вдруг ответит? Она раскрыла свой мобильный и принялась набирать цифры.
– Погодите, давайте я свет включу, вам лучше будет видно.
– Спасибо, я и так вижу...
Но Петр все же потянулся к кнопке, находившейся у них над головой, и сделал неверное движение. Машину резко качнуло, он схватился за руль, и Александра увидела, что их вынесло на встречную полосу и закрутило по мокрому асфальту.
Она схватилась за поручень над дверцей, и телефон слетел с ее коленей на пол. Петр нагнулся за ним.
– Что вы делаете? – в ужасе закричала Александра. – Оставьте телефон, иначе мы с вами сейчас разобьемся!
Они летели прямиком навстречу двум огненным фарам.
Петр распрямился, выровнял машину и пробормотал:
– Извините...
Успокоившись, Александра нагнулась в поисках своего мобильного, но не нашла его на полу.
– Где он?
– Вы о телефоне? Не знаю, я его так и не нашел. Видимо, скользнул куда-то под сиденье. Приедем – найдете.
Александра умолкла на некоторое время. Минут через двадцать только поинтересовалась:
– Далеко еще?
– Почти приехали.
И в самом деле, они вскоре свернули на проселочную дорогу. Темень была непроглядная, свет фар с трудом пробивался через пелену дождя. Наконец впереди забрезжили слабые, редкие огни.
– Ну, вот мы почти на месте, – утешил ее Петр. В его голосе послышалась такая ласковость...
Такая неуместная ласковость и довольство, что Александре вдруг сделалось не по себе.
Он сказал "с вашим мужем". А они только вчера стали мужем и женой! Откуда такая осведомленность у простого дежурного?!
Хотя Петр ведь сказал, что ему звонил Серега Громов. От Сереги и знает, наверное...
Машина проехала небольшую деревню – ее название Александра не увидела за пеленой дождя – и снова погрузилась в дождь, тьму и раскисшую грязь.
– Вы сказали, что мы приехали... Я думала, что мы едем в эту деревню. Но она осталась позади... – полувопросительно произнесла она.
– Я сказал – "почти". А вот теперь мы и впрямь приехали.
Машина стала тормозить, слегка пробуксовывая в скользкой грязи. Действительно, за окнами темнели какие-то дома, но света не было практически нигде. Только в одном из домов справа горели два закрытых ставнями окна.
Именно к нему они и свернули. Въехали во двор и встали. Петр вышел из машины и открыл дверцу Александры, подал руку.
– Осторожнее, тут такая каша...
Слабого света из окон едва хватало, чтобы разглядеть бурую жижу под ногами. Александра неуверенно шагнула и немедленно утонула в ней вечерними туфлями на шпильках. Один каблук прочно всосался в грязь, Александра, не сразу осознав сей прискорбный факт, сделала еще шаг вперед и... ступила босой ногой в холодное глинистое месиво. Отдернув ногу, она тут же сделала шаг назад в поисках застрявшей в грязи обувки, потеряла равновесие...
...Она бы упала прямо в эту жижу, если бы Петр не подхватил ее на руки.
– Не беспокойтесь, – шепнул он, легонько коснувшись сухими губами ее щеки, – я донесу вас...
...Серега склонялся к мысли, что Иммануил Острец имел сообщника. Который, как было заранее между ними договорено, похитил Александру, чтобы отвести подозрения от Остреца – настоящего маньяка, который находится в данный момент на Петровке.
– Какие у тебя аргументы, Кис? – горячился Серега, не желая сдавать позиции. – Что он был слишком уверен в себе? Так потому и был уверен, что знал: как только мы его возьмем, то сообщник отведет от него подозрение, а мы и поверим, как пацанва сопливая!!!
Понятно, Серега хотел отстоять правильность своей точки зрения. Но она была неумолимо неправильной, Кис уже твердо знал это. И потому, как ни давил на него старый друг, как ни настаивал, чтобы Алексей подал заявление о розыске Александры, он решительно отказался. Контракт с дьяволом – вещь интимная, заключается один на один, а Кис уже и так лажанулся, сдав Иммануила милиции. Серега же, если сейчас ему дать волю, поднимет на ноги всю Петровку. Тем более что, помимо растущего с каждым годом сыщицкого авторитета, Серега прирос и должностью: теперь он являлся заместителем начальника убойного отдела. Собственно, его прочили как раз в начальники, но Серега решительно отказался "просиживать жопу в кресле": он любил бегать и вынюхивать, он любил сыск – эту интеллектуальную и опасную игру. В общем, Серега сторговался на действующего заместителя.
И сейчас этот прирожденный опер, подкрепленный начальственным положением, давил изо всех сил на Алексея: отдай дело нам!
Но Кис уже точно знал: только играя в игру маньяка, по его правилам, он сможет найти Александру. И их с Сашей близняшек...
Серега, кажется, обиделся, но виду не подал, спросил сдержанно:
– Кис, ты не думаешь, что слишком самоуверен? А если ты не справишься? А если ошибаешься ты, а не я?
– Тогда я позову на помощь тебя. И ты придешь, даже если сейчас надулся, как мышь на крупу.