Во-первых, пронесшихся над колонной пилотов смутили снова растянутые на броне опознавательные знаки, и самолеты, завывая моторами, прошли вдоль дороги на бреющем, не сбросив ни одной бомбы. Судя по всему, фрицы решили, что немецкая армейская колонна (не опознать характерные силуэты грузовых машин и бронетранспортера они просто не могли, плюс – те самые флаги) случайно столкнулась с механизированной группой русских. Да еще и Кобрин с Зыкиным выпустили в сторону самолетов несколько разноцветных сигнальных ракет, окончательно сбивая пилотов с толку. Идея, конечно, авантюрная, поскольку комбат понятия не имел, как именно немцы обозначают себя, но, как оно зачастую и бывает, сработала. Что дало пехотинцам и с той, и с другой стороны несколько десятков драгоценных секунд на рассредоточение.
Во-вторых, у конно-механизированной группы имелась своя ПВО. Невесть что, конечно, всего-то несколько грузовиков с установленными в кузовах счетверенными зенитными «максимами» и крупнокалиберными «ДШК». Но к тому моменту, когда фрицы снова атаковали, решив на всякий случай проштурмовать «восточную» часть колонны, навстречу входящим в пикирование самолетам уже потянулись подсвеченные трассерами пулеметные очереди. Подобного птенцы Геринга ожидали меньше всего. За что и поплатились, потеряв три самолета.
Одному крупнокалиберная очередь разнесла кокпит в нижней точке пикирования, и он, не изменяя траектории, тут же воткнулся в землю. Поскольку пилот так и не успел отбомбиться, рвануло неслабо, оставив на месте падения лишь десятиметровую воронку с раскиданными вокруг обломками и кусками обшивки. Второго сшибли из пулеметной установки в момент, когда «лаптежник», сбросив 50-кг фугаску, выходил из пике. Самолет всего на несколько секунд подставил под огонь четырех «максимов» незащищенное брюхо, но этого хватило. Брызнули в стороны клочья дюраля, и он, не набрав и сотни метров высоты, потерял управление, вильнул в сторону и, перевернувшись через крыло, рухнул в стороне от дороги. Потерявший от удара обе плоскости фюзеляж пропахал по земле длинную борозду и тоже взорвался, превратившись в высокий огненный факел. Третий сбить не удалось, но, судя по густо задымившему мотору, повредили всерьез. Пилот решил не испытывать судьбу и, кое-как развернувшись, сбросил бомбы в поле и потянул в обратном направлении.
Обозленные потерями оставшиеся девять «Юнкерсов», к сожалению, по колонне все-таки отбомбились, хоть и не слишком прицельно, поскольку зенитчики лупили на расплав стволов и не жалея патронов. Да и пехотинцы, успевшие отбежать подальше от грунтовки, палили по самолетам из винтовок и ручников. Увы, тоже не шибко метко: подбить удалось всего один «лаптежник», да и то когда фрицы уже уходили. Этот тоже падать не спешил, хоть и летел тяжело, определенно испытывая проблемы с управлением и разматывая позади траурный дымный след. В итоге немцам удалось сжечь четыре танка и несколько автомашин; еще три «коробочки», бронеавтомобиль и два грузовика получили повреждения от близко разорвавшихся бомб. Потери среди личного состава тоже оказались невелики – бойцы успели отбежать от дороги. Батальон Кобрина практически и вовсе не пострадал: осколками разорвавшейся неподалеку фугаски, одной из тех, что неприцельно вывалил на землю подбитый «лаптежник», посекло пару грузовиков и убило пятерых бойцов. Так что, можно сказать, на этот раз пронесло. Вот только комбат был абсолютно уверен, что немцы подобного не простят и вскоре вернутся, чтобы с типично арийской педантичностью завершить начатое. И бомбить будут уже с большей высоты. Так что особенно рассиживаться на одном месте не стоило, поскольку чревато.
На дороге царил… нет, до хаоса было, пожалуй, далеко. Догорали развороченные прямыми попаданиями танки и автомашины – к ним не подходили, дожидаясь, пока перестанут рваться боеприпасы. Медики сортировали раненых и оказывали им помощь; тяжелых сразу грузили в кузова двух полуторок и единственный санитарный автобус, собираясь отправить в тыл. Экипажи получивших повреждения боевых машин натягивали сорванные гусеницы и копались в двигателях. Из кузовов всерьез побитых осколками грузовиков, починить которые в полевых условиях возможности не было, перегружали ящики с боеприпасами и перецепляли пушки. Сами же машины вручную скатывали на обочину, освобождая проезд. Хмурые пехотинцы молча стаскивали к воронкам тела убитых, готовясь предать погибших под бомбами товарищей земле.
Так что никакого хаоса не было, скорее некоторая растерянность, заметная лишь командирам: с одной стороны, от немцев отбились с минимальными потерями, с другой – не было понятно, что конкретно делать дальше. Поскольку, как пояснил перемежающий обычные слова матом запыхавшийся Зыкин, успевший разведать обстановку, командир сводной группы, некий полковник Бариев погиб вместе со всем штабом в результате прямого попадания немецкой авиабомбы в первые же минуты налета. Почему едущие на двух легковых автомобилях штабисты не попытались укрыться подальше от дороги, Кобрин так и не понял. Просто не успели скорее всего – фугасная бомба упала точнехонько между двумя «эмками», превратив обе в решето. Загоревшийся бензин довершил дело. Доложив все это, особист испытующе взглянул на комбата:
– Ну, чего делаем, Степаныч? Примешь группу под командование? Тут почти полк, не считая танкистов и кавалерии. Как наиболее опытный командир?
– Сдурел? С какого такого перепугу? Это ж не батальон, тут и без меня желающих покомандовать найдется. И повыше званием, кстати. Как минимум майоров должно быть несколько, а то и целый подполковник сыщется. Вон, у тех же кавалеристов свое начальство имеется. И с чего б это им какого-то пришлого капитана слушать? Тем более незнакомого и хрен пойми откуда вообще взявшегося?
– С такого, Ваня, что вон примерно оттуда, – Зыкин показал рукой, – на нас немец прет. Как мне кажется, основная часть той самой мехгруппы, с которой мы вчера у моста воевали, плюс подошедшее подкрепление. Помнишь, о чем нам пленный немец рассказывал? Наши контрудар запланировали – ты прошлой ночью о чем-то подобном танкистам рассказывал? Но фрицы, как ты их называешь, про это узнали и сейчас собираются зажать с фланга и отсечь от основных сил.
«Ну, еще бы, – мысленно хмыкнул Кобрин. – При их-то уровне и полном господстве в воздухе! Недаром тот разведчик летал, высматривал».
– Так что воевать нам с этими ребятами все равно плечом к плечу, как ни крути. А ты – единственный, кто с немцами уже сталкивался, воевал и побеждал. Я ж не зря про опытного командира сказал.
– Так, притормози, Витя. Откуда узнал? – нахмурился комбат, переваривая полученную информацию.
– Ребята местные сказали, – ухмыльнулся особист. – Старые знакомцы, по линии моего ведомства. Да и какая разница? Остановить немца нужно, следом подкрепление идет… – Заметив на лице командира гримасу, контрразведчик торопливо помотал головой. – Да не, Степаныч, все я помню, что ты раньше говорил. Но сейчас помощь точно будет! Просто эта группа вперед вырвалась, а остальные двигаются с отставанием в три-четыре часа.
– Хорошо, дай пять минут на подумать и с мыслями собраться. А ты пока собери всех командиров от капитана и выше, если сможешь. И своих ребят тоже зови. Только быстро. Если все так, как ты описал, времени у нас нет от слова «совсем». Да и вот еще что, Витя, – что хочешь делай, но карту местности мне достань, прямо сейчас. Во как нужно. – Комбат рубанул себя ребром ладони по горлу.