– Карту? – искренне удивился тот. – У тебя ж есть?
– Да не трехверстку, а побольше масштабом, как минимум чтобы окрестности Слонима и Гродно захватывала. Нужно, Витя! Найдешь?
– Найду, – с непонятным выражением лица согласился младший лейтенант, бросив на командира быстрый взгляд. – Что, снова идея появилась? Неожиданная?
– Да нет, Витя, скорее как раз ожиданная, – невесело усмехнулся Кобрин. – Вот только мне обязательно нужно точно знать, где мы сейчас.
– Расскажи в двух словах, что за идея-то?
– Без проблем, – пожал плечами комбат, вкратце обрисовав особисту ситуацию: – Понимаешь теперь? Контрудар все равно обречен на провал, ждут его немцы, да и организован он откровенно хреново, связь никакая, тылы отстали и находятся под непрерывной бомбежкой. Но самое обидное, что все эти части будут просто рассеяны и уничтожены, а немцы продолжат наступление. И тогда котел неизбежен, причем аж для двух армий… или того, что от них осталось. Сначала под Белостоком, а следом, боюсь, и в районе Минска.
– А что можно изменить?
– Ну, не то чтобы изменить, скорее попытаться, но можно. Сам же сказал, что тут почти стрелковый полк плюс танки да кое-какая артиллерия. И следом еще войска идут. Если встать в глухую оборону, подготовить позиции, то можно не позволить фрицам перерезать дороги. Измотать их засадами и короткими контрударами, заставить умыться кровью и забыть о быстром продвижении вперед. И когда сегодня-завтра придет приказ на отступление – а он придет, будь уверен, просто не может не прийти, не идиоты ж в Генштабе сидят, – нашим удастся нормально отойти, а не оказаться в кольце. Все, что нам нужно сделать, – разжать клещи окружения и подержать их так хоть немного, пока наши выходить будут.
– Уверен? – Особист глядел на командира с легким прищуром. Взгляд Зыкина был как никогда холоден. Не зол и даже не подозрителен, просто холоден и собран.
– Абсолютно. Пойми, Витя, дело даже не в количестве танков, арторудий или пехотинцев. У нас их только в Белоруссии чуть ли не больше, чем у фрица. Дело в организации, в надежной связи, в управлении войсками. В свежих, а не опаздывающих на часы, если не больше, разведданных, в конце концов! А с этим у нас, увы, на данный момент весьма и весьма хреново. Сам ведь видел, вспомни 22 июня. Воевать мы умеем, и бойцы у нас замечательные, и техника отличная, но вот слаженность действий и управление – откровенно подкачали. Плюс практически абсолютное господство в воздухе авиации противника, как бомбардировочной, так и истребительной. Мы за эти дни наши самолеты сколько раз в небе видали? Один, два? Ты ж у меня нынче за начальника штаба, вот и ответь, что последнее означает?
Зыкин тяжело вздохнул:
– Так известно что – большие потери по дороге из пэпэдэ до передовой. Ну и тылы, конечно. Их немцы в первую очередь бомбить станут, чтобы пути снабжения перерезать.
– Молодец, – одобрительно кивнул Кобрин. – Именно! Особенно тылы, поскольку без боеприпасов, солярки да жратвы ни танк воевать не сможет, ни пехотинец. Ладно, разговорились мы что-то. Про карту помнишь? Тогда вперед, выполняй. Быстро.
– Уже бегу, командир. Мухой метнусь!
– Главное, чтобы не навозной, – автоматически пробормотал уже погрузившийся в размышления Сергей. Странно, а ведь он не помнит на этом направлении ничего подобного. Хотя, эти кавалеристы… Откуда они здесь? Возможно, это часть Гродненского контрудара генерал-лейтенанта Болдина? Тогда вроде похоже, вот только далековато они от этого самого Гродно. Заблудились, что ли? Да нет, глупости, как тут заблудишься? Проще уж предположить, что действия его батальона все-таки внесли в немецкие планы некие коррективы, заставив изменить первоначальный замысел. Впрочем, не суть важно. Куда важнее то, что случится в течение следующих нескольких дней и о чем он только что рассказывал Зыкину. А именно – захлопывание крышки Белостокского котла, одного из первых серьезных котлов Великой Отечественной, летом 41-го стоивших РККА многих тысяч бойцов. И самое узкое место Белостокского выступа, готового вскоре стать полноценным котлом, располагалось совсем недалеко отсюда, на единственной магистральной дороге Белосток – Волковыск – Слоним. Когда гитлеровцы возьмут Волковыск, перерезав пути отступления двух советских армий, 3-й и 10-й, котел захлопнется. Тех же, кто все же успеет выйти из окружения, до конца месяца «переварят» в нескольких котлах поменьше. Правда, до этого еще несколько дней – но так было в ТОЙ, известной Кобрину истории. Как все обстоит сейчас, комбат точно не знал.
– Степаныч… да Степаныч же! – Сморгнув, капитан с удивлением уставился на стоящего рядом особиста. – Задумался, что ль? Я зову, зову.
– Угу, задумался, Витя, извини.
– Я почти всех собрал, как ты и просил, – сообщил Зыкин. – Пошли знакомиться. Да, кстати, держи карту.
– Пошли, – согласился тот. – Только сначала дай на карту погляжу. А вообще, знаешь, Вить, сильно сомневаюсь, что они меня вообще слушать станут.
– А ты не сомневайся, командир, я ж говорил, помнишь? Послушают, куда денутся. Да и я помогу, так что не боись. Ты, главное, на карту направление немецких ударов, о которых рассказывал, нанеси. Ну и все остальное, о чем говорил. Про оборону там и так далее.
– Зачем? – искренне удивился Кобрин.
– Пусть будет, глядишь, пригодится, – уклончиво ответил контрразведчик. – Я ж сказал, что помогу.
Смерив товарища непонимающим взглядом, комбат молча пожал плечами и раскрыл планшетку, доставая цветные карандаши, красный и синий…
* * *
– Таким образом, товарищи командиры, считаю свое предложение занять оборону на указанных участках и удерживать шоссе в направлении Белосток – Слоним до последней возможности правильным и тактически обоснованным. Этим мы, как уже говорилось, не позволим противнику замкнуть в кольце окружения совершающие маневр отступления части 3-й и 10-й армий, перерезав и взяв под свой контроль пути отвода войск. Если же продолжать контрудар, все мы неминуемо будем уничтожены. Но главное, не сумеем обеспечить организованный и безопасный отход наших войск. И это будет самый настоящий котел, в котором вместе с оставшейся без горючего и боеприпасов техникой окажутся тысячи бойцов и командиров Красной Армии. Доклад закончил.
Несколько минут командиры ошарашенно молчали, затем немолодой майор с синими кавалеристскими петлицами, оглядев товарищей – двух капитанов-пехотинцев и майора с петлицами АБТВ, – прочистил горло и зло прошипел, сверля Кобрина яростным взглядом:
– Ты что плетешь, капитан?! Соображаешь, что предлагаешь?! Прекратить наступление, занять оборону… соображаешь вообще, нет? У нас четкий и недвусмысленный приказ, и мы его выполним, несмотря ни на какие потери и всяких… паникеров! – Последнее слово он не произнес – выплюнул. – Струсил – так и скажи. А лучше сразу застрелись, позору меньше.
– Товарищ…
– Молчать! Молчать и слушать! Товарища нашел! Сдать оружие. Товарищ младший лейтенант, – обратился он к незнакомому контрразведчику, вместе с сержантом госбезопасности стоящему рядом с Зыкиным. – Арестовать предателя и паникера! Ишь, как поет! Еще неизвестно, где ты эти самые немецкие автомашины раздобыл – уж не фашист ли их тебе выделил, а? Чтобы, так сказать, поскорее в наш тыл своих дезертиров привез?