* * *
Задорей не смог жить с уязвленной честью и уже на следующее утро пришел к Рюрику и потребовал удовлетворения в честном поединке.
И получил ответ: не сегодня.
Обидчик Задорея вчера покинул Ладогу, вполне дружелюбно сообщил князь оскорбленному гридню. И добавил, что ему искренне жаль, что с таким уважаемым человеком (тут князь сделал вид, что пытается спрятать улыбку) обошлись столь неуважительно, но ведь до пролития крови не дошло, верно? Хотя Задорею тоже стоит быть поосторожнее. Среди друзей Ульфа Свити – два берсерка. Знает ли Задорей, кто такие – берсерки? Не знает? Ну, значит, ему повезло. Это ужасные чудовища. Стоит их раздразнить, и они превращаются в бешеных медведей, да еще с оружием в лапах. Вдобавок железо их не берет. Эти звери могли бы разорвать Задорея на куски и сожрать. И что бы тогда делали он, Рюрик, с князем Гостомыслом? Как бы объяснили уважаемому Водимиру гибель его доверенного человека? Но, слава богам, теперь всё хорошо. Он, Рюрик, уже выкупил у Ульфа Свити отнятое имущество Задорея и отправил с верным человеком князю Водимиру. С подобающими извинениями и заверением, что никакой вражды со стороны правителей Ладоги к правителю Старого и Нового градов нет.
Задорей едва не впал в буйство. Его не просто опозорили, но отправили доказательства позора его князю. И никаких сомнений, это нурман Рюрик, ешь его опарыш, сделал это умышленно. И обидчиков отослал тоже он. Чтобы Задорей не смог смыть обиду своей или чужой кровью.
Оскорбленный Задорей поступил невежливо. Молча развернулся и…
И услышал за спиной, как кто-то негромко, но вполне отчетливо произнес:
– Голожопый.
Задорей обернулся так быстро, что усы-косички хлестнули его по щеке, цапнул рукой… но меча на поясе не было, только топор. Меч, по словам нурмана, отправился к Водимиру.
Дружинники Рюрика ухмылялись, и сам проклятый нурман тоже кривил губы в улыбке. Говорят, что он едва не сдох от ран и даже на ложе с молодой женой смог возлечь только прошлой зимой. По этому поводу в дружине Водимира шутили много и обидно. Особенно изощрялся воевода Турбой, который, как говорили, сам к Светозаре сватался еще до Рюрика, но получил от Гостомысла от ворот поворот. Ничего! Дай срок, князь Рюрик, и мы вышибем тебя из Ладоги! Вот тогда и поухмыляешься!
«Чтоб тебе не оставить потомства!» – пожелал князю-нурману Задорей. Молча пожелал. Что бы он сейчас ни сказал, это только подчеркнет его позор. Впору на меч броситься, но ни меча у него нет, ни денег, чтобы купить новый. Всё забрал этот…
Знать бы заранее, как выйдет, Задорей не потащил бы тогда гадину к князю, собственноручно зарубил бы его. На месте. И сейчас зарубил бы, но сбежал, гаденыш! Струсил!
– Твой человек вернется! И тогда я возьму его кровь! – нашел наконец подходящие слова Задорей.
– Это боги решат, – спокойно ответил дан. – Я не стану препятствовать вашему поединку.
На этот раз Задорей всё же поклонился. Даже нет, не поклонился: кивнул, как равному. И снова его догнали на пороге чужие слова, сказанные уже в полный голос:
– Напугал ежа голой жопой!
И громкий хохот. В спину. Потому что обернуться – значит принять новые оскорбления, на которые невозможно ответить достойно.
Задорей выбежал из терема соправителя Ладоги, сгорая от стыда и неутоленной ярости. Это было еще омерзительнее, чем когда он бежал с рынка. Тогда страх заглушил стыд, но сейчас страха не было. Вернее, был. Страх погибнуть неотмщенным.
Четыре с лишним года назад я появился в этом удивительном мире, голый, как новорожденный, и не ведая, куда попал.
За эти годы я пережил больше, чем за всю прежнюю жизнь в цивилизованной эпохе. Я выжил в мире, где смерть – причем насильственная смерть – это обыденность. Для этого мне пришлось научиться убивать лучше тех, кто хотел убить меня. Я пришел в этот мир из жизни, в которой был довольно одинок. Теперь рядом друзья, готовые драться и убивать за меня. Так же, как я – за них. И здесь это не просто оборот речи.
Я здорово изменился за эти годы. Теперь я видел, чувствовал окружающий мир совсем по-другому. Я читал следы зверей и людей, и не просто читал, но привычно вычленял из множества порождаемых жизнью звуков и теней полезные и опасные. Обнаружив в чаще просвет, я больше не тянулся к солнечному местечку, а прежде всего изучал противоположную опушку на предмет засады, и пенье птиц перестало быть звуковой дорожкой летнего леса, а превратилось в индикатор наличия или отсутствия опасности.
Вел нас Квашак. Он прожил здесь всю жизнь, знал тайные тропы, по которым можно и самим пройти, и лошадок провести. Знал и укромные места, где можно встать на ночь.
Тем не менее мы были предельно осторожны. Впереди обязательно пара дозорных. Викинги в таких делах – мастера. Их не видит никто, зато они видят всё сквозь любые заросли.
Часть пути мы срезали, пересекая топи по известным Квашаку проходам, зато удобные для жизни и движения места на всякий случай огибали, чтобы не обнаружить себя прежде времени. Не то чтобы я опасался наткнуться на врага… С врагом как раз просто, хотя, когда у противника вдруг пропадают люди, особенно оружные люди, он начинает беспокоиться. Психологически сложнее с мирными гражданами. Очень не хотелось, чтобы поползли слухи о том, что в окрестностях появился большой вооруженный отряд. А убивать всех встречных подчистую – не мой стиль. Тем более что и Хрёрек рекомендовал щадить потенциальных данников. Как знать: может, это моя будущая вотчина?
А неплохо было бы, кстати. Леса, полные дичи и отличной древесины, озера, столь же обильные рыбой, как здешние чащи – зверьем… Да, здесь было где развернуться. Особенно если сравнить с Данией, где каждая роща, да что там роща, каждый квадратный метр земли непременно имел хозяина. А здесь – свобода! И здесь мне было как-то по-особому хорошо. Может, потому что и впрямь – земля предков. Родина.
Вывел нас Квашак практически идеально – на хутор своего отца.
Опаньки! А здесь, оказывается, жизнь кипит.
– Всем ждать! – распорядился я. – Идем вчетвером: Я, Скиди, Вихорёк и Квашак. И еще Быська, – добавил я, подумав. Присутствие женщины, причем женщины явно свободной и мирной, – успокаивает. А это хорошо в любом случае. Опаски у людей меньше, так что и договариваться легче, и напасть внезапно – тоже.
Новые жители появлению нашей команды, мягко говоря, удивились. И испугались, понятное дело.
– Кто такие? – рявкнул я, надвигаясь на чернобородого мужика, который пятился в ужасе, пока не уперся спиной в поленницу.
Крупный мужик, повыше меня и пошире. Плечищи – как у Квашака. Тоже, небось, кузнец. Однако человек, который умеет ковать железо, не станет противиться тому, кто умеет этим железом убивать. А по мне сразу понятно: воин. Причем воин элитный. И доспехи дорогие, и меч на поясе. А меч – это такая штука, по которой воин и опознается. Топором можно валить лес, с копьем – охотиться, а меч – исключительно чтобы убивать. Людей.