Например, многие постоянно обновляющиеся (в силу привыкания к ним болезнетворных вирусов и бактерий) современные антибиотики исключительно дороги и требуют для своего производства масштабных рынков. Сокращение последних может сделать соответствующие производства и, главное, исследования попросту нерентабельными. Результатом этого может стать прекращение процесса исследований и, соответственно, создания новых антибиотиков (нельзя исключить того, что старые лекарства для поддержания рыночного спроса будут выпускаться под новыми наименованиями, но эта иллюзия подействует лишь на потребителей, а не на возбудителей болезней). В результате через некоторое время, за которое возбудители различных заболеваний адаптируются к лекарствам прежних поколений, человечество вновь начнет страдать многими недугами, на которые оно за последние десятилетия относительно комфортного и безопасного существования привыкло не обращать внимания. При этом значительная часть этих недугов легко может оказаться (или со временем стать) смертельной.
Понятно, что систематическое злоупотребление монопольным положением, совершенно естественное для глобальных фармацевтических (и далеко не только их) гигантов, существенно осложнит и усугубит ситуацию. Аналогичный эффект будут иметь и весьма вероятные сознательные действия глобальных монополий, являющихся частью глобального управляющего класса, по закреплению и углублению своего господства в новых условиях не только финансовыми, информационными и политическими методами, но и прямой угрозой прекращения поставок жизненно важных технологий и их продукции.
Сокращение размеров отдельных рынков в сочетании со вполне вероятной в условиях общей дестабилизации активной разрушительной деятельностью глобальных монополий, направленной на демонстративное уничтожение не подчиняющихся им и пытающихся освободиться от их контроля потребителей, создает дополнительные и притом, насколько можно судить, колоссальные, трудно представимые в настоящее время технологические риски.
Весьма вероятно, что часть макрорегионов будет попросту разрушена из-за краха совершенно необходимых технологий жизнеобеспечения; с другой стороны, часть глобальных монополий, скорее всего, сохранит и даже усилит свой контроль за несколькими макрорегионами.
Вместе с тем представляется вероятным бурное распространение и усиленное совершенствование дешевых, простых и общедоступных технологий, длительное время блокируемое глобальным бизнесом и государственными бюрократиями. В силу своей сверхпроизводительности эти технологии получили название закрывающих, так как их применение приведет к закрытию колоссального числа традиционных предприятий с ликвидацией соответствующих рабочих мест и к практически полному краху современных монополий, в том числе и глобальных.
Понятно, что отнюдь не все сложные технологии в принципе могут быть заменены закрывающими и далеко не у всех макрорегионов получится организовать широкое применение даже существующих в настоящее время закрывающих технологий. Поэтому другим важным способом сохранения технологий жизнеобеспечения в условиях, когда рыночная емкость соответствующего макрорегиона окажется недостаточной для их поддержания, станет, насколько можно судить, частичный отказ от рыночных отношений как таковых и переход на распределительные принципы использования указанных технологий и их продукции внутри макрорегиона.
Излишне говорить, что сегодня совершенно неясно ни то, какие макрорегионы и в какой степени пострадают от распада и сжатия рынков и усиления диктата монополий, ни то, как они будут комбинировать три наиболее вероятных типа возможных реакций, описанных выше, ни то, каковы вообще будут очертания будущих макрорегионов.
Не стоит забывать, что различные глобальные рынки, насколько можно предположить в настоящее время, будут распадаться не только на основе разных закономерностей и принципов, но и на разные по своим географическим границам макрорегионы. В результате этого некоторые формально (а возможно, и на самом деле) существующие государства своими разными рынками продукции и технологий, вполне возможно, будут входить в разные и даже жестко противостоящие друг другу (не говоря об обычной конкурентной борьбе) макрорегионы, что придаст ситуации дополнительный уровень неопределенности и сложности, чтобы не сказать запутанности.
Одной из наиболее интересных и при этом острых проблем современности представляется будущее технологического развития как такового.
Примерно на рубеже 60-х и 70-х годов XX века человечество перенесло центр тяжести своих интеллектуальных усилий и финансовых вложений в науку с технологий изменения окружающего мира на технологии управления самим собой. Нечто подобное, хотя и в существенно меньших масштабах (своего рода генеральная репетиция), наблюдалось в конце XIX века. Однако высшие достижения тогдашней психологии, насколько можно судить, были взяты в 30-е годы XX века под контроль различными авторитарными режимами или авторитарными группами (в формально демократических странах) и, выродившись в «тайное знание», погибли или законсервировались.
Непосредственным выражением этого были, правда, уже не психология и евгеника, но разработка все более разнообразных компьютерных технологий, а также технологий управления массовым и индивидуальным поведением (через управление в процессе работы и развлечений, а также маркетинг).
К настоящему времени выдающиеся технологические наработки, поражающие воображение и получающие широкое практическое применение, проявляются лишь в этих последних сферах, однако и здесь они являются результатом коммерциолизации открытых во время холодной войны технологических принципов.
Открытие же самих этих принципов, насколько можно судить, с завершением холодной войны практически полностью прекратилось.
Главной причиной этого представляется принципиально нерыночный в силу самой их природы характер прорывных исследований: высочайшая неопределенность результата позволяет инвестировать в них значимые средства лишь под угрозой непосредственного физического уничтожения. Завершение холодной войны, ликвидировав данную угрозу, лишило эту нерыночную деятельность единственного действенного стимула.
Не менее важным фактором блокирования открытия принципиально новых технологических принципов является распространение и углубление демократии. Ведь люди склонны отказываться от неопределенного, даже сколько угодно светлого будущего в пользу текущего потребления. Влияя на принятие решений, они, как правило, не позволяют осуществлять масштабное финансирование исследований с не определенным заранее результатом.
Наконец, глобальные монополии, скорее всего, если и не сознают, то в полной мере ощущают тот самоочевидный факт, что технологический прогресс объективно является прямой угрозой их власти и благополучию, и тормозят его, в частности, при помощи института защиты прав интеллектуальной собственности.
В результате технологический прогресс в своем ядре — открытии качественно новых технологических принципов — очевидным образом тормозится, а с учетом фактической ликвидации массовых науки и образования, к которым постепенно идет дело, может и вовсе смениться почти повсеместной технологической деградацией.