Book.

Всей своей историей и всем своим поведением Европейский союз с исчерпывающей убедительностью демонстрирует, что всякая аморальность (и тем более аморальность, возведенная в принцип и превращенная в новую, хотя пока еще и не европейскую в полной мере, но, безусловно, уже давно евробюрократическую форму морали) неминуемо подрывает жизнеспособность как отдельных людей, так и сообществ наций.

Глобальный кризис делит членов Европейского союза на сорта

Мировой экономический кризис по мере своего углубления и расширения необратимо усугубляет проблемы объединенной Европы и все более наглядно демонстрирует ее неспособность справиться с ситуацией. Пресловутое «умение уживаться с проблемами», являвшееся характерной чертой не только европейского менеджмента, но и всей европейской культуры, на глазах перестает быть стабилизатором европейских обществ и начинает все более внятно угрожать самому существованию Европы в том виде, к которому мы привыкли.

Недостаточная жизнеспособность даже относительно старых его членов, внезапно обнажившаяся в 2010 году (чего стоит одно только появление у фондовых аналитиков аббревиатуры «PIGS» — Португалия, Италия (иногда называют Ирландию), Греция и Испания), остается проблемой, которую удается лишь временно смягчить, но ни в коем случае не решить. А ведь речь идет о странах, присоединившихся к Европейскому союзу относительно давно, ставших его органичными частями, получивших колоссальную поддержку в течение длительного времени и породивших поддерживаемые даже еще на протяжении всех нулевых огромные надежды. Что же остается на этом фоне говорить о Восточной Европе и тем более о ее безнадежной и полностью бесперспективной периферии, к которой относятся как минимум Румыния, Болгария и страны Балтии?

В кризисном 2009 году только в Польше сохранился экономический рост, причем, поскольку сохранение было достигнуто девальвацией, отставания по ВВП на душу населения избежать не удалось. Во всех остальных странах Восточной Европы спад был отчетливо сильнее, чем во Франции (–2,9 %). Правда, он все же оказался ниже германского (–5,1 %, что, возможно, вызвано «бременем» Восточной Германии) в успешной Чехии (–4,5 %), а также хозяйственно и культурно близкой к ней в Словакии (–4,9 %). В 2010 году ни одной стране Восточной Европы (кроме продолжившей рост Польши) не удалось компенсировать экономический провал 2009 года (правда, и из старых членов это удалось лишь Мальте и Швеции), и лишь в 2011-м это удалось Словакии, единственной из всех торжественно вступивших в состав Евросоюза стран Восточной Европы.

Поразительно, что экономики ровно половины из 28 членов Евросоюза даже в 2014-м все еще не оправились от кризиса 2008–2009 годов, так и не достигнув предкризисного уровня 2007 года (правда, в ряде этих стран сокращение производства наблюдалось и в 2012-м, а некоторые, подобно Греции, Кипру, Италии, Хорватии и Финляндии, вошли в свой собственный перманентный и достаточно болезненный социально-экономический кризис).

Исключительно важным представляется принципиальный отказ развитых стран Евросоюза от сколь бы то ни было существенной помощи его новым членам во время весьма болезненного и пугавшего обострения глобального кризиса в 2008–2009 годах. (Необходимо подчеркнуть, что непоследовательная и близорукая с точки зрения экономического развития, лишь усугубляющая кризис поддержка Греции, равно как и принципиальный отказ от серьезной поддержки Кипра с фактическим ограблением иностранных, в первую очередь российских, вкладчиков его банков, представляются специфическими событиями, имеющими собственную внутреннюю логику и не связанными прямо с трансформацией Евросоюза как такового.)

Строго говоря, отказ от помощи слабым членам объединения в действительно критической ситуации до определенного предела представляется вполне правильным для сохранения этого объединения в целости и сохранности.

В самом деле, когда нет денег и на стабилизацию наиболее развитых стран (а благополучие зависимых стран вполне естественно определяется состоянием развитых), для выживания интеграционной системы в целом и возможно большего числа слабых ее членов в частности надо оказывать помощь в первую очередь сильным.

Таблица 2. Динамика ВВП стран Евросоюза, %

Источник: МВФ, 2015 год.

Однако этот отказ внятно и публично, пусть даже и неофициально, зафиксировал разделение формально все еще пока остающейся единой Европы на страны даже не двух, а как минимум четырех категорий:

• крупных доноров европейской интеграции (и соответственно ее основных выгодоприобретателей);

• развитых экономик (как правило, небольших), способных в целом самостоятельно, за счет собственных средств и усилий обеспечивать в рамках единой Европы свои нужды;

• крупных и потому обладающих политическим влиянием получателей помощи, являющихся значимыми рынками для корпораций стран первых двух категорий (в основном они относятся к «старой Европе»);

• небольших неразвитых стран, не имеющих существенного политического влияния и экономического значения для систематического получения сколь-нибудь значимой помощи.

Такое разделение представляется крахом основополагающей идеи, служащей фундаментом всего современного Европейского союза, о последовательном и целенаправленном продвижении к экономически и политически однородной, равно развитой и соответственно равно демократичной во всех своих внутренних элементах Европе.

Думаю, не только нам, но и самим европейцам исключительно важно в полном объеме понимать, что именно придет (и что на самом деле уже идет) на смену этой прекрасной, но оказавшейся совершенно нереализуемой (в европейских рамках) идее. Рост влияния патриотических сил в целом ряде стран вне зависимости от того, в какие из традиционных политических одежд они рядятся (в этом смысле представляется весьма знаменательным блок левой греческой партии СИРИЗА не с левой, а с умеренно-правой партией), становится новой доминирующей тенденцией Европы — тенденцией, способной через некоторое время не просто трансформировать, но даже и разрушить Европейский союз, по крайней мере в его привычной для нас форме.

В ряде европейских стран, имеющих исторические традиции фашизма, уже в десятилетней перспективе весьма велика вероятность прихода к власти его фактических представителей. Так, например, последовательная и самозабвенная поддержка современной политической элитой Германии украинских нацистов (пришедших к власти в результате государственного переворота, видную роль в котором официально и публично сыграли министры иностранных дел не только Франции, но и Германии, а также имеющей памятные всем традиции предельно жестокого авторитаризма Польши) производит впечатление не ситуативного реагирования, а реализации глубоких, фундаментальных ценностных установок.