У меня будто камень с души упал. С таким пассажиром мы однозначно пробьёмся!
Выстрелы, кровь и ошмётки по сторонам, стремительно уходящие вправо и влево, вверх и вниз серые волосатые туши отравительного вида. Я вышел на тропу войны, берегитесь, уроды! Небольшой доворот, и пропеллер разрубил не успевшую уйти крылатую тварь. Вновь грохот пулемета сзади. Хорошо, пропеллер выдержал, но еще несколько таких столкновений, и кто знает, чем закончится наш полет?
Какая-то тварь пробила насквозь левое верхнее крыло, и я едва выровнял машину. Показалось, что все, но древний самолетик оказался на редкость живучим и продолжал держаться в воздухе. Но если следующий переломит что-нибудь из каркаса? Лететь нам тогда, пока не шмякнемся.
Показался микрорайон из неплохо сохранившихся многоэтажек, в центре широкий проспект, на который можно было бы совершить посадку при крайней нужде. Или же использовать его в качестве своеобразного прохода для отрыва от преследователей. Там хоть им места для маневра будет поменьше.
Но мысль мелькнула и сразу погасла. Для рукокрылов воздух – родная стихия, и реакция у них гораздо лучше моей. Да и не чувствовал я настолько самолета. Сколько длится мой первый полет? Минуты. Вмажусь на полной скорости в какую-нибудь многоэтажку, и кости собрать будет некому. А вот рукокрылам достать меня будет легче.
И я потянул вверх. Ну не может же быть, чтобы твари летали выше облаков! Удар снизу, словно вопреки привычкам кто-то из наиболее отчаянных решил атаковать нас с непривычного угла. А может, просто решил присесть на колесо шасси отдохнуть.
Дыра на крыле разрасталась. Внизу самолета тоже был какой-то непорядок, только я не мог увидеть, какой именно. Чувство было такое, будто самолет уже смертельно ранен и лишь благодаря воле к жизни еще продолжает держаться в воздухе. На наше счастье, рукокрылы выдохлись. Им не хватило сил подниматься выше, и я облегченно перевел дух. Вот только, если Москва окружена куполом, он же должен проходить и по высоте? Ох, если врежемся!
Отсюда, с высоты, Москва была как на ладони. Не вся, город был огромным, однако весьма значительная его часть. Я завертел головой в поисках Кремля и не нашел. Дома были настолько маленькими, что разобрать их было почти невозможно. И только пятна зеленки выделялись среди развалин.
– Обидно! – вдруг прокричал на ухо Василий.
– Чего обидно? – не понял я.
– Там куча дохлых рукокрылов. Мы бы из них столько регенерона сделали… На всех бы хватило, Я же штук пять их подстрелил, не меньше. Да ты винтом рубанул, – мечтательно пояснил он.
– Мне вернуться? – ехидно спросил я.
Василий замолчал. Да уж, не вовремя его жаба придушила, хотя чувства его я понимал. Регенерон – ценнейшее лекарство, его добывают из печени гигантских рукокрылов. Мы сегодня накрошили их несметное количество. Но… видит око, да зуб неймёт.
– По-моему, мы легко отделались, – сказал я. – Давай, порадуемся хотя бы этому.
Вася кивнул.
– Могло быть и хуже. Но ты прав, хорошо то, что хорошо кончается. Хотя, хорошее тоже. Патронов почти нет, на одну очередь, а дальше хоть плевком тварей сбивай.
Атака рукокрылов сбила нас с правильного направления, никакого Кремля почему-то не наблюдалось. Нас явно отнесло к окраинам, к тому же я предпочел снизиться, опасаясь врезаться в купол, «штурману» пришлось потрудиться, чтобы мы вновь легли на правильный курс. Он посидел с закрытыми глазами, что-то побормотал, а потом внёс корректировки.
Василий, может, и не знал местность, как свои пять пальцев, но ориентировался здорово. Нам бы его умения пригодились. Считай, больше половины разведчиков пропадают без следа.
И ещё я подумал о кремлёвском князе. Мы-то поручение выполним, письмо с просьбой о помощи доставим обязательно (после сражения с рукокрылами я окончательно в этом уверился), а вот что князь скажет, какое примет решение? Не зря ли вообще мы отправились в полет? Что против неисчислимой армии десяток дружинников? Самолет гораздо больше пригодился бы нам на войне. Уж против него шайнам противопоставить нечего. Наготовить бомб, а дальше вмиг отбили бы охоту выступать против Комплекса! Что с земли стрелами самолету сделаешь? Это на дельтапланах мы из себя мишени изображали.
Сейчас эти заботы занимали мою голову куда сильнее, чем новые опасности. Оглядываясь в прошлое, скажу, что зря. Победа, какой бы сладкой она ни была, не должна притуплять внимание.
Веки будто налились свинцом, тело стало ватным, руки и ноги не слушались, грудная клетка словно расплющилась (это что же – бревном по ней проехали?), рот наполнился отвратительно солёной жидкостью. Я открыл глаза, отстегнул ремень и попытался встать, но тут же застонал и опустился.
Посадка мягкой не была. Это чудо, что мы совсем не разбились! Последние секунды я сажал самолёт в отключке.
Разбитая приборная доска, сломанный штурвал (вот что я протаранил грудью!), стекло в многочисленных трещинах. Оно будто ждало моего взгляда и тут же рассыпалось на мелкие куски.
Сердце бешено колотилось, перед глазами мелькали разноцветные круги. Я повторил попытку, на этот раз успешно. Перевалился через борт самолёта, упал на нижнее крыло и по нему стёк на землю, где остался лежать на спине, чувствуя себя при этом как студень.
Хотелось только одного – заснуть и не проснуться. Болело всё, и эта боль не давала вновь потерять сознание.
Почему-то с головы исчезли шлемофон и очки. Я мог снять их, находясь в полубреду, но вот куда дел – осталось загадкой. Похоже, многое я перестал контролировать, причём от слова совсем.
Я повернулся, встал на четвереньки. Рот тут же заполнился вязкой солёной жидкостью, и меня вырвало. Как минимум – сотрясение мозга, хотя повреждений наверняка больше. Шутка ли – совершить жёсткую посадку.
Правая рука подломилась, я упал лицом в недавно вытекшую из меня кашицу, ужасную на вид, с мерзким запахом. Меня всего передёрнуло, ощущения были – врагу не пожелаешь. В свою же блевотину… Бр!
Я пополз назад, правая рука предательски не слушалась, чуть погодя стало ясно почему: из плеча текла кровь, там была рваная рана. И что самое паршивое – проводник куда-то пропал. В кабине его не было.
«Сбежал, бросил меня? – мелькнула в голове мысль. – Или принял за мёртвого и пошёл один? Но почему тогда похоронить не пытался? Не по-людски это!»
Прогнав панику, я принялся сооружать повязку из того, что было. Оторвал кусок ткани от края рубашки, уцелевшей левой рукой и зубами перевязал плечо. Эх, была бы тут Варя! Вот кто бы меня на ноги поставил, она и не таких выхаживала!
Девушка словно наяву предстала передо мной. Но видение – ладно. Мне, главное, вспомнился ее последний дар. «Если будет совсем тяжело, прими». Куда уж хуже? С оружием ли, без, но в боевом плане ценность моя была нулевой. Рука не действует, ноги не держат, в голове все плывет…