В программе «Давай сбегаем туда по-быстрому» выдают замуж и женят. Чтоб довести ещё не умученных до нужной кондиции. Некоторым людям бывает очень плохо, когда другим хорошо. 1 (одному) дону предлагают себя 3 (три) донны. Советы дают свахи — ведущая, психолог, астролог. А доны Педро кочевряжатся, причмокивают, смотрят придирчиво стать претенденток, зубы какие, волосы, подойдёт ли в любовницы иль в жёны намылилась. Обычно выбирают 1 (одну) из 3 (трёх), иногда все 3 (три) идут в 1 (одном) флаконе.
Через раз сценарий меняется: 1 (одна) донна выбирает из 3 (трёх) донов. Чаще всего донна обеспечена материально каким-то предыдущим папиком, который подарил ей бизнес, а теперь она ищет или следующего папика, или мужчинку для души с телом, а лучше и то и другое вместе. Доны в этих ситуациях вполне откровенны: таким потребна обычно жилплощадь и приятная внешность квартирной хозяйки. Рынок, что ж вы хотите. Забарбизированные женщины — всем Барби Барби, мачистые мужчины — всем мачо мачо.
Западные феминистки борются со стереотипом «настоящего человека» как образом «взрослого, белого, гетеросексуального мужчины, принадлежащего к среднему классу». Ну, белых в российской программе большинство (бывают тут русские, армяне, израильтяне, корейцы, татары, но, кажется, ни разу не было таджиков или узбеков), о гомо и речи не идёт, среднего класса у нас по определению нет. Зато у нас «настоящим человеком» является мужчина: белый (или побелее) — гетеросексуальный — из мелких бизнесменов и офисного планктона — солидный (sic!). «Солидность» может определяться относительной молодостью или, чаще, пожилым возрастом, главное — чтоб денежки водились. Заумный учёный сказал бы, что при этом тут происходит эксноминация. То есть не называются имена прямо — что нужен мужчина в возрасте, с денежками и пр., а женщина должна быть юна и не слишком походить на человека, — но этот образ выдаётся за всеобщий образец, за единственную норму. Однако так сказал бы заумный, а мы-то простецы и не знаем слов любви. Но что-то маячит с пониманием сути.
Мужчина в медиа выступает как безусловная моральная ценность. Её править и украшать не надо и нельзя, она уже есть, и она безусловна, категорична, на неё надо равняться. Чего изволите, мужчины? Что есть в печи, всё на стол мечи, женщина. И мечут. Потому что мужчина — он как Бог-Отец, повелитель, и нет высшего призвания, чем ему угодить. Кукла Барби ведь существует не сама по себе, она кем-то сделана и сама по себе неинтересна. Она существует для того, чтоб в неё играли. Так и тут: мужчина своим взглядом и намерением как бы оплодотворяет Барби своей мужской силой — без неё трактор не заводится, а он сел верхом и поехал. Прокати нас, Петруша, на тракторе. И Золушка-замарашка становится принцессой. И в обеих телепрограммах женщины выступают также в роли фей — бабок-повитух: учат несмышлёных юных девиц, какой женщина должна быть для лучшего её употребления мужчиной.
Собственно, это и есть порнография и промысел на проституции: реклама образа правильного мужчины как жиголо и правильной женщины как проститутки. На Западе эксплуатации сих милых привычек противостоит другой тренд, феминистский, в России же его нет как тренда. Зато есть «как ты ко мне, так и я к тебе». Мужчины, покупающие людей как товар, сами включаются в цепь «товар — деньги — товар». Юные девы, не прочитав Пушкина и Достоевского, потребляют женскую медиапродукцию, создаваемую маскулинными ручками, и принимают объектное к себе отношение как единственно возможное. Потому женщина-вещь, предназначенная для проажи (уточняются только условия сделки), на необъятных просторах Родины взрастает, барбизуется, поощряется и остаётся единственным кодом «настоящей женщины». Которой, конечно, не достичь статуса «настоящего человека», но которая, при соответствующей дрессировке, способна стать «человеку» «другом».
Сексизм — это не то, что вы подумали. Это не увлечённость сексом в ущерб общественно полезному труду на просторах необъятной родины. Сексизм — это дискриминация по признаку пола. И неважно какого.
Это когда «все бабы — стервы» и «все мужики — дураки», когда качества и свойства поведения того или иного гражданина принижаются, недооцениваются, оцениваются оскорбительно для человеческого достоинства и стереотипизируются исключительно из-за его половой принадлежности. И юмор здесь — отличный показатель состояния массового сознания.
Испанские ученые выяснили, что любовь к сексистским шуткам маркирует склонность к сексуальному насилию. Не то чтобы сегодня он танцует джаз, а завтра родину продаст, не то чтобы утром похихикал — вечером поманьячил, но корреляция определённо просматривается. Наш сегодняшний юмор — сплошь сексистский, и даже по этому факту, не зная и результатов социологических исследований населения России, можно сказать, что у нас страна абсолютно сексистская. Но сексистская на свой, как водится, специфический манер. У нас особенная стать.
Для советского общества вплоть до самых поздних стадий его развития был характерен, по выражению И. Кона, бесполый сексизм. Причем как в науке — психологии, социологии, так и, разумеется, в массовом сознании. В некотором смысле это было похоже на пуританскую мораль, но только в некотором.
Равенство полов, конечно, было провозглашено. Но, с одной стороны, оно понималось как одинаковость, причем такая замечательная, что на тяжёлых физических и малооплачиваемых работах всё больше оказывались женщины, а на высоких, пристойно оплачиваемых должностях — мужчины. С другой же стороны, всякое упоминание о различии полов, различии их мироощущения, ценностных ориентаций, телесности и прочего выглядело просто непристойностью. Гендер (социальный пол) понимался как неприличный «низ», и его следовало из жизни исключить.
Подозреваю, что и состояние общественных туалетов, претендующее на статус вечности, и постоянная нехватка гигиенических принадлежностей, как и хронические проблемы с одеждой, родом не просто из бедности, но именно отсюда. Потому что разруха не в клозетах, а в головах. Правильное тело, как молчаливо предполагалось, — это отсутствующее тело. Мне говорили когда-то: что ты так драишь туалет? Туалет — самое грязное место в доме, зачем его очень-то мыть и дезинфицировать? И как анекдот рассказывали знакомым о порядках в моем доме. Ухохатывались, держась за животики.
И половая жизнь в умах многих моих сограждан до сих пор грязна по определению, а кто о ней говорит — тот сам грязен и развратен, фу ему: если говорит женщина — то «слаба на передок», если говорит мужчина — «сексуально озабочен», а это так же неприлично, как быть сексуально удовлетворённым. То есть желания вообще надо истреблять, как фашистов гранатой. Такое сообщество недостижимых для простых смертных высот стерильной нравственности убеждено в том, что проктологи, сексологи и гинекологи — самые развратные люди на свете.
Но это родимые пятна советского бесполого сексизма. Какое тысячелетье на дворе?.. А вот какое: нынче у нас на дворе СЕКСИЗМ ИНСТРУМЕНТАЛЬНЫЙ, а это посильней «Фауста» Гёте. Сегодня мои современники — что помоложе упомянутого чуть выше сообщества — одержимы страстью найти, выучить назубок и употребить в дело такие рычажки и кнопочки, струны и клавиши, нажав на которые можно использовать человека наверняка и как угодно, будь он хоть одного пола, хоть другого. Тут вам не самодеятельность, тут ремесло, это так же однозначно, как мыть сапоги в Индийском океане. И сколько таких статей, книжек, телепрограмм и сайтов — это ж уму непостижимо. Как в Бразилии — диких обезьян.