И вот сейчас, глядя в скуфеть, Владимир сильно пожалел, что в свое время не расправился с вором. «А вдруг это его потомок? Уж больно похож! Да еще моего потомка отчитывает! Смотрим дальше…»
Вот Позвиздов потомок вместе с разбойником, тем самым, что похож на Соловушку, спускаются по ступенькам. Затем они выходят из избы, оглядывают простор. Вот разбойник похлопал княжича… по щеке! Вот садится на одноглазого железного коня и исчезает, оставляя за собой клубы дыма. Нечисть! Нечисть! В это время к Позвиздову потомку подбежала какая-то баба в штанах (срамота какая!) Он что-то ей шепнул… Баба убежала в сторону соснового леса, что примыкал к озеру, потемневшему от нависающих тяжелых облаков. Позвиздов потомок неспешно направился туда же…
– Смотри, князь, а это озеро, что видим на скуфети, никак Селигерово! – воскликнул сотник. – Так же изрезан берег, те же холмы, да и сосновый лес на том же месте… Только избушек престранных полным-полно…
– И в самом деле, – согласился князь.
– А вон и Бокан, твой скоморох, плывет в озере!
Действительно, на какое-то время скуфеть перестала показывать Позвиздова потомка, а переключилась на кучку баб, которые словно наперегонки плыли в озере, а среди них ярче всех выделялся лупоглазый коротышка, очень похожий на княжеского скомороха. Неужели скоморохов потомок?
– Откуда у Бокана могло быть потомство? – озадачился сотник. – Шуту не положено.
– Много ли мы знаем про шутов…
Тут Владимир опять рассердился на рамку.
– Уже скоро утро, а ты мне лупоглазого показываешь, подлая! Затем ли ехал полтыщи верст?!
Рамка опять послушалась князя. Картинка с плывущими сразу же убралась. Вместо этого уже на фоне густого кустарника и темных сосен появился Позвиздов потомок с ярко-алой коробочкой в руках, из которой он что-то извлекал палочкой и съедал, судя по работе желваков. «Неужели из таких мисок будут яства принимать через тыщу лет? – сокрушенно подумал Владимир. – Вон, мои дружинники меньше, чем из серебряных блюд, столоваться отказываются. А прямой потомок моей крови палочкой из коробки снедь достает. И не за столом, а утайкой, в лесу, хотя до изб меньше версты. С нечистью возится, разбойник его донимает… Получается, что он вовсе не христианин и не княжич! Вот как будущее время безжалостно разобралось с моим семенем. О горе мне, горе!»
Последующие картинки, которые выдавала скуфеть, все больше и больше удручали великого князя Владимира. Вот баба в штанах, что еще недавно разговаривала с Позвиздовым потомком, лежит во мху бездыханная. Изо рта струится кровь… Убита! А вот опять княжич… Продирается через заросли… И не просто продирается, а спасается! Следом за ним бегут двое! Картинка опять задрожала. Образы размылись. Тут уже ничего не поделаешь, на горизонте за Селигеровым озером проступал рассвет. Владимир помнил по прежним выходам с рамочкой в чисто поле, что с первыми петухами видения в скуфети исчезают. Здесь, на берегу безлюдного Селигерова озера, конечно же, петухам неоткуда было взяться, однако достаточно будет и другого знака – восходящей зари. Как будто нарочно, как будто в помощь, тяжелая низкая тучка на время прикрыла розовую полосу на горизонте, и сделалось совсем темно. Надолго ли?
…У берега те самые двое настигли княжича или как его теперь называть… Княжич раздевается… Что это? Идет по воде! Идет и не тонет! Не погружается вглубь больше колена. Полверсты прошел! Версту прошел. И все так же идет и не тонет! Аки посуху! Владимир заулыбался. Спасибо тебе, скуфеть, которая помогла просмотреть будущее. Вот он кто такой, оказывается, на самом деле, княжеский потомок – Позвиздова ветвь. Пусть не богатырь, пусть не царь, но пророк. А для верующих людей это звание безоговорочно самое высокое.
Владимир облегченно вздохнул, перекрестился и победоносно посмотрел на сотника, который все так же послушно стоял рядом, не смея что-либо вымолвить.
– Видал, во что перерастет моя ветвь через тысячу лет! – с гордостью произнес Владимир, обращаясь к свидетелю ночных видений. – Многие лета безвестности, стыда не прошли даром. Был он и каменщиком, выгребал мусор, унижения от разбойника переносил, лебезил, но все эти жертвы вознесли его и за терпение сделали пророком. Видел?! По воде аки посуху! Слава тебе, сорок седьмой потомок! Благодарю Тебя, Господь! Верю я теперь, что утвердится христианская вера по всей русской земле, а потомок мой по воле Господа новым пророком к людям придет во укрепление заповедей Христовых и любви к ближнему. И еще вот что я понял из увиденного. Через тыщу лет потеряют всякое значение остатки варварских истуканов, потеряется о них память, а вместе с ними уйдет в забытье и скуфеть. А для скорейшего упреждения сего вот что я сделаю. Сразу по возвращении в Киев соберу людей на площади. Прилюдно попрошу прощения и на глазах у всех свою скуфеть разломаю или сожгу. Не нужна она мне более. Горд и спокоен я за Русь и за свое потомство в далеком будущем! А ты, друг мой, когда я буду перед народом в Киеве речь держать, справа от меня встанешь, как и сейчас. Вот какой удостаиваю тебя чести. Как только закончу речь, то дам тебе слово. Скажешь следующее…
Тут князь заметил, как округлились глаза у сотника. Затем, медленно поднимая трясущуюся руку, сотник указал на скуфеть. Князь резко повернулся к рамке и чуть было не выронил ее из рук…
Позвиздов потомок более не шел по воде, аки по суху. А судорожно размахивая руками, плыл…
Восходящая заря широко и уже необратимо продиралась через черную тучу, освещая горизонт. Желтая трава на холме покрылась росой, а над озером закружили чайки в поисках ленивой плотвы, что, поднимаясь за пузырьками к верхним слоям воды, становилась легкой добычей птиц и крупной рыбы. Сосновый лес по-утреннему зашумел. Вдалеке еще дымил угасающий костер.
Последнее, что увидел Владимир в мутнеющем изображении скуфети, так это знакомое лицо невзрачного белесого дядьки с редкими волосами – того самого, который как-то назвал себя «Дважды Владимиром» и который также смотрел ему навстречу через другую скуфеть. По точно такому же соотношению сторон невозможно было ошибиться. Скуфеть в скуфети! «Дважды Владимир» не просто смотрел, но что-то еще и говорил. Затем его сменил еще один владыка с большой головой, узкими плечами и короткими ручками. Потом опять «Дважды Владимир»… Все…
Князь Владимир опустил рамку, через которую уже совсем ничего нельзя было разобрать, и, опустив голову, побрел туда, где вился дымок… К дружинникам…
– А часовню, великий князь… Где будем закладывать часовню? – прозвучал вопрос сотника.
Владимир не ответил. Он медленно шел, глядя на землю, распугивая ящерок и полевых пташек, которые устроили себе гнезда в высохших черепах. Сотник также медленно шел следом.
– Про часовню спросил, княже. Ты, должно быть, не расслышал… Про часовню…
Владимир по-прежнему молчал. У сотника на лбу выступил пот.
«Плохи мои дела, плохи. Получается, и через тысячу лет, вопреки простирающемуся христианству, скуфеть возьмет свое? – лихорадочно рассуждал сотник. – Так, значит, князь не избавит людей от чудодейственной рамочки, а наоборот – сохранит, и перейдет она к владыкам будущего? Так я же опасным для него стану, как много знающий о скуфети и продолжателях его рода… Что-то там было с дальним потомком его крови? С нечистью возился, с разбойником… И какой же он пророк, когда бросился в воду и поплыл?! Как же победит христианская вера на Руси, когда через тысячу лет сохранится и нечисть, и могущественные скуфети?» В последнее время все уверовали в человеколюбие и милость изменившегося Владимира Красно Солнышко. А в какую сторону он теперь изменится, убедившись, что христианство не очень-то и победит? Пожалел Соловья-разбойника за телегу с золотом… Но Соловей-то всем известен, и о княжеской милости будут помнить все… А какая выгода ему щадить малоизвестного сотника, который вдруг стал опасным свидетелем? В лучшем случае отправит от себя подалее, служить на кордоне в половецких степях. Или к болтливым полякам? Если бы…