* * *
– Андрей, ты слышал? – высокий человек в бушлате, очках и респираторе высовывается с верхнего яруса колокольни, которая сторожевой башней высится над пятью главами храма. – Вроде как Цербер выл, – человек сжимает в руках арбалет. Облокотившись на кованое ограждение, он смотрит вдаль, в сторону Москвы-реки.
– Данила, сколько раз тебе говорить! Зови меня Андрий! – ворчит второй дозорный, с маской на лице и в самодельном респираторе. Передвигаясь на коротких и кривых ногах, он едва достает первому до груди. – Хоть и силой ты не обделен, а мозгов как у младенца. Не дай бог, отец-настоятель узнает, что тогда с тобой будет? Отправит хлев чистить!
– Да ладно тебе, – отмахивается Данила. – Ты не скажешь, он и не узнает. Все никак привыкнуть не могу. Чем простое имя хуже?
– Снова крамолу говоришь! – злится Андрей. – Лучше подсади меня, я посмотрю! – дозорный маленькими, точно детскими ручонками берет бинокль, висящий у него на шее.
Данила ухает и, обхватив напарника за пояс, приподнимает его над собой.
– Ну, видно чего? – спрашивает он.
– Да так, непонятно, все сливается, – нехотя отвечает Андрей, шаря биноклем из стороны в сторону. – Хорошо хоть луна сегодня полная, и облаков нет, и так увижу.
– Ну, с твоими-то глазами и бинокль не нужен. Эх, нам бы ПНВ сейчас, – мечтательно говорит Данила.
– Не положено! – бросает Андрей. – Книги не те читаешь! Смотри, батюшка узнает! Опять высекут! Забыл, что на проповеди говорили? Все от лукавого пошло, все эти механизмы електрические с оружием. Потому и смута была, и война началась, что люди от земли оторвались, место свое забыли, богу ровней себя возомнили! Мозгами-то шевели, а то так и проходишь в послушниках, без пострига. А то и вовсе в трудники угодишь!
Данила молчит, размышляя, почему пользоваться огнестрельным оружием и приборами ночного видения нельзя, а смотреть в обычный бинокль можно. Парень сопит, пытаясь удержать напарника на сильном ветру.
– Опускай! – командует Андрей, заметив в отдалении серую размытую тень. – Вижу его, бежит как ошпаренный!
Данила ставит дозорного на ноги.
– В колокол бить будем?
– Нет, – мотает головой Андрей, – не ко времени сейчас.
– Ты тогда здесь стой, а я вниз, братьев предупрежу, чтобы ворота открывали, – говорит, разворачиваясь, Данила.
– Лады! – соглашается Андрей. – Только туда и обратно! Я совсем смерз уже, испроси подмены заодно!
Данила кивает и, припадая на более короткую ногу, спускается по лестнице. Обернувшись, он кричит:
– Я скоро! Бди там!
Андрей лыбится под маской респиратора.
«Беги, беги, юнак, – кивает он. – Интересно, чего это нелегкая нам от ведьмы принесла?»
Дозорный, приплясывая от холода на площадке, видит, как Данила, добежав до братского корпуса, исчезает в дверях. Скоро оттуда выскакивают два человека в длинных, до пят, черных одеяниях. Напяливая на ходу бушлаты, они бросаются к воротам. Со скрежетом отомкнув калитку, братья ждут волкособа. Один из монахов берет глухо рычащее животное за ошейник и отвязывает небольшой мешочек.
«Точно, послание! – Андрей хлопает себя по бокам. – Надобно молитву за спасение прочитать, – решает он. – Ведьма, она и есть ведьма, хоть сестрой ее назови!»
Дозорный, не сводя глаз со второго монаха, ведущего волкособа в сторону скотного двора, шепчет:
– Господи! Помоги мне грешному, рабу твоему Андрию, справиться с жизнью тяжелой! Помоги мне, Отец мой Небесный, дай силы мне, душу очисти от скверны мирской. Пусть мысли мои к Тебе обратятся…
Пока коротышка читает молитву, второй монах, вытащив из мешочка сверток, со всех ног мчится ко входу в храм. Осенив себя крестным знамением и отбив три поясных поклона, он быстрым шагом входит внутрь…
* * *
Монах, стараясь не сорваться на бег, идет в глубь церкви. В отдалении мерцает тусклый свет. Слышатся тихие слова:
Отче наш, Иже еси на небесах!
Да святится имя Твое,
Да приидет Царствие Твое,
Да будет воля Твоя, на небесах и на земли…
Не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого.
Монах, умерив дыхание и потупив взор, подходит к возвышению – алтарю, на котором возле престола с лежащим на нем раскрытым потертым фолиантом стоит священник, облаченный в черную рясу. Горящие свечи создают завораживающую игру теней на стенах храма и арочном своде. Не смея прерывать молитву, монах застывает.
– Я знаю, зачем ты пришел, – тихо говорит священник, закончив молиться. Он поворачивает голову. В неярком свете видно старческое изможденное лицо.
– Отец-настоятель! – шепчет монах.
– Мне ведомы твои печали, – кивает священник. – Дай мне ее послание.
Монах подходит и, склонив голову, протягивает сверток. Священник пробегает слезящимися глазами по грубо начертанным строчкам. Задумывается. Смотрит вправо, где на стене висят образа. Снова читает послание, шевеля губами. Затем священник вздыхает:
– Да! Все, как и было предсказано!
– Она уверена? – робко спрашивает монах.
– Ты смеешь сомневаться в словах нашей сестры? – повышает голос священник.
– Нет, отче, – сокрушенно опустив голову, отвечает монах.
– Тогда окстись и покайся, ибо все сомнения от лукавого! – наставительно говорит священник. – Знаки сошлись воедино! Ступай к братьям и предупреди Яромира, чтобы готовился к походу. Скажи ему, чтобы все, что ему нужно, обязательно взял, как мы с ним обговаривали. Ему потребуются все силы и оружие, – священник делает ударение на слове «все». – Передай, что я жду его через час для наставлений и благословения. А теперь ступай, – священник разворачивается и смотрит на иконы. Он задерживает взгляд на образе женщины с младенцем на руках. – Мне нужно помолиться за спасение одной заблудшей души…
Монах разворачивается и уходит, слыша, как позади него проникновенно раздается: «Пресвятая Богородица спаси и сохрани нас грешных…»
* * *
Несколько дней спустя. Окраины Подольска
Ванька – парень лет семнадцати, с худым изможденным лицом, – прижимает лоб к оконному стеклу. За окном все та же картина: серая унылая хмарь, словно кто-то высосал из мира краски.
Ванька, буквально вымолив у Колесникова разрешение идти с отрядом чистильщиков, уже десять раз пожалел о своем желании дежурить на одной из «фишек». Бойцы, оставив его «охранять точку», ушли уже несколько часов назад. Куда, для чего – молчок. Ожидание уже порядком вымотало парня. Хорошо, что здесь можно снять ненавистный противогаз, натянуть респиратор и просто тупить в окно. Вроде и в сон клонит, а спать нельзя. Остается только смотреть за дорогой и ждать прихода товарищей.