Вопрос только в том, в чем именно хотела его убедить актриса. Хотя нет, ответ на этот вопрос он, кажется, знает: Измайлова пыталась за каскадом своих ролей спрятать себя, истинную. А в подобных случаях в глубинах сыщицкого организма взыгрывал инстинкт охотника: убегают – значит, надо догонять!
Так что пора Кису влезать в сапоги-скороходы.
К Измайловой он буквально влетел, движимый скоростной энергией азарта. Чуть внутренне притормозил себя, когда оказался напротив актрисы в креслах гостиной, мысленно сбросил сапоги-скороходы, перевел дух и произнес спокойно, с выверенной долей напора и резкости:
– Алла Владимировна, если вы не расскажете правду мне, то вам придется иметь дело со «стадом в униформах», как вы выразились. Я связан обещанием информировать официальное следствие о всех найденных мною фактах, которые могут иметь отношение к убийствам. И я могу потянуть с докладом о вашем близком знакомстве со всеми жертвами, но только в том случае, если я продвигаюсь в темпе и приношу в зубах результат более-менее быстро. В противном случае я буду вынужден сообщить эту информацию официальным лицам. И тогда ждите гостей. Выбирайте.
Смех Измайловой звонко ударил в его жесткую фразу, словно бутылка шампанского в борт корабля. Отзвенел и рассыпался, посверкивая осколками в ее веселых глазах. Кис даже усомнился, поняла ли она его.
– Решили действовать шантажом, Алексей Андреевич? Взять меня на испуг?
– Можно и так назвать, – невозмутимо согласился Кис.
– Напрасно. Я не боюсь – никого и ничего. Даже смерти. В одиночестве человек находится с ней на дружеской ноге… У меня к вам имеется еще одно дело, Алексей Андреевич. – Ее лицо вдруг стало серьезным. – Я ведь уже искала хорошего детектива еще пару месяцев назад. Именно тогда мне и рекомендовали вас.
– Что произошло два месяца назад? На вас уже покушались раньше?
– Нет, другое: у меня пропал дневник.
Та-а-ак, вот только дневника ему и не хватало!
– Алла Владимировна, признайтесь, вы нарочно сменили тему? Решили таким невинным способом уйти от моего вопроса? Заговариваете мне зубы рассказами о пропавшем дневнике? А ведь я ничуть не пошутил – мне действительно придется сообщить о вашем знакомстве со всеми убитыми…
– Не повторяйтесь. Я все поняла. Только мне нечего вам рассказать, поверьте.
Но не хотел Кис верить, не хотел! Однако решил не показывать актрисе своего разочарования и недоверия. Глядишь, что-нибудь само выплывет, какая-нибудь мелкая рыбешка факта, а за ней и крупная рыбина истины обнаружится… Почему бы и нет? Такое уже случалось в его практике: незначительный, казалось бы, треп давал в руки ниточку, которая впоследствии разматывала все дело. О’кей, поговорим о пропавшем дневнике.
– Вы дневником дорожите? Вы упомянули, что собирались мемуары писать, – добавил Кис, – он вам нужен для работы?
– Да, безусловно. Это моя память, моя жизнь, и я действительно начала работу над книгой воспоминаний. Но дело не только в этом: в дневнике описано множество очень интимных вещей, названы известные лица, рассказаны мои и чужие тайны…
– Тайны? Какие?!
– Личные, – улыбнулась Алла. – Напрасно вы мне не верите, молодой человек. – Хм, сегодня Кис стал «молодым человеком» для разнообразия. – Я и в самом деле не была в курсе никаких историй – ни легальных, ни преступных. Меня чужие дела никогда не интересовали, меня интересовало только мое творчество. Кино, театр. Актерство. Карьера. И еще раз – творчество. Не знаю, можете ли вы это понять…
– Думаю, что да, – серьезно ответил Кис.
– В вашей работе тоже есть творческие элементы, не правда ли? – Кажется, актриса решила ему польстить.
– В некотором смысле. Но я, пожалуй, больше знаю это по некоторым… близким мне людям, – честно добавил он, подумав об Александре. – Так почему же вы ко мне не обратились, раз собирались?
– По тем же причинам: неприкосновенность моего одиночества. Желание избежать вторжения чужого человека в этот дом. И еще: если вы его найдете – вы непременно в него заглянете. А я не хочу, чтобы его читали посторонние.
– Похоже, однако, что его уже кто-то читает!
– Именно поэтому я все-таки решила вам о нем сказать. Тем более что вы уже все равно здесь.
– Вы связываете эти убийства с пропажей вашего дневника?
– Помилуйте, вовсе нет! Там много интимных подробностей, как я вам сказала, – но из моей личной жизни. Разумеется, в нем упомянуты разные люди… Этот дневник я вела для себя, рассчитывая, что он никогда не попадет в чужие руки. Теперь же он может натворить немало бед… Многие из описанных мною историй могут стать, к примеру, основой для шантажа! Или, если он попадет в лапы прессы, может разразиться крупный скандал, который затронет ныне живущих и вполне известных лиц, а также память об уже ушедших… Прошу вас, постарайтесь найти мой дневник как можно скорее!
– Два месяца – вполне достаточный срок для того, чтобы скандал разразился. Пресса любит все подавать свеженьким и горяченьким, вчерашнее блюдо не имеет ценности. Если бы ваш дневник оказался в руках прессы, уверяю вас, скандал бы уже разразился. С другой стороны, кого нынче интересуют старые подробности?
– Э-э, не говорите так легкомысленно, молодой человек. Там описаны мои отношения с разными мужчинами, и весьма откровенно… А ведь все эти люди были женаты, считались образцовыми коммунистами…
– Простите, Алла Владимировна, но я вынужден вас разочаровать. Вы, отгородившись от мира, несколько потеряли о нем представление. Сейчас такие подробности могут разве что посмаковать, но на скандал они никак не потянут. Половина сегодняшних випов имеет вообще криминальное прошлое – и ничего! Пресса написала, читатель прочитал, посудачил – и все осталось на своих местах. Уголовники управляют государством, но почему-то все сочли, что это в порядке вещей. Неужто вы думаете, что супружеская неверность тридцатилетней давности может всерьез подорвать чей-то сегодняшний авторитет и положение? Это несколько наивно.
– А шантаж?
– Маловероятен по тем же причинам. Если бы вы и впрямь описали какие-то грязные дела, то такая информация действительно могла бы стать основой для шантажа. Но давняя супружеская неверность? Сомневаюсь, извините. Статус образцового коммуниста нынче существует только в анекдотах…
Алексей вдруг почувствовал приступ острого разочарования. Напрасно сердце совалось мордой в ребра – здесь детективу ничего не нарыть. Романтические истории с бывшими любовниками не могут стать причиной цепочки убийств много лет спустя, как наивно полагала затворница Алла Владимировна. Причину убийств випов придется искать в другом месте, это очевидно… Только совсем не очевидно, в каком!
Хуже всего то, что он уже согласился заниматься делом актрисы и теперь не может обидеть отказом «культурную память нескольких поколений», как назвала Измайлову Александра… А в это время, возможно, убийца готовит новую иглу, начиненную ядом, для новой жертвы… Эх, черт! Да еще дело такое громкое, и теперь на кону репутация детектива Алексея Кисанова, можно сказать. Известность – мерзопакостная вещь: она обязывает! Она напрягает, она заставляет все время соответствовать, лезть из кожи, чтобы удержаться на завоеванной высоте… Оно ему надо, спрашивается? Он ее просил, известность эту? Чтоб теперь о своей репутации беспокоиться? Во, называется, не было у бабы забот… Не хотел ведь, ох как не хотел он ввязываться в эту историю, будто наперед знал, что только впустую проморочится…