Ох, к счастью, что некому! Мысль о том, что Александра и Ванек находятся в относительной безопасности, очень его согревала. В опасности пребывали пока что сам детектив и Алла Измайлова. Ну, за себя он не особо волновался, что же до Аллы, то тут он надеялся только на то, что сейчас, когда квартира взята на прицел следственными органами, убийца сунуться туда не посмеет… Однако выстрел пустой, без яда, иглой в Александру явственно говорил о том, что убийца намерен дело довести до конца и советует детективу под ногами не мешаться. Сколько у него еще времени до того «конца»? День? Два? Три?
Наконец дата рождения Миловановой была у него в руках, и он, предварительно созвонившись с отделом кадров больницы, рванул туда.
…Ощущение, что за ним следят, у него появилось только тогда, когда он, припарковав свою «Ниву», направился к воротам больницы. Больница находилась в Сокольниках, в зеленом массиве, и, оглядевшись по сторонам, Кис не обнаружил никого, кроме пожилой супружеской пары, явно посетителей, направлявшихся к центральному зданию. Алексею нужно было в другой корпус, где размещался отдел кадров, и он попытался, спрятавшись за углом, дождаться того или ту, чей взгляд прожигал его затылок. Никто, однако, не появился в поле его зрения. То ли примерещилось детективу после бессонной ночи, то ли слежка велась с большими предосторожностями…
В отделе кадров Кис запросил список медсестер пятидесятого года рождения, работавших или работающих в больнице, у которых было двое детей семьдесят второго года рождения.
– Я могу дать вам только сведения за последние годы, мы архивы не храним…
– Хорошо, хорошо, – нетерпеливо перебил заведующую отделом кадров детектив, – давайте то, что есть! Главное, с двумя детьми семьдесят второго года…
– Близнецы, что ли? – уточнила заведующая отделом кадров.
Вот вопрос так вопрос! На засыпку, что называется! Как оформили детей? По воспоминаниям Измайловой, весьма неточным, ребенку Миловановой было примерно полгода. Двое детей не могут быть рождены с разницей в полгода! Вполне возможно, что их оформили как двойняшек… Или невозможно? Кис понятия не имел, как может выглядеть восьмимесячный, к примеру, младенец и может ли быть похож на него двухмесячный, чтобы сойти за близнеца? Кажется, дети в первые месяцы жизни сильно различаются… Или не сильно?
Более логично предположить, что, делая новые документы на всю семью, детей развели в датах рождения на правдоподобные сроки. У Измайловой ребенок был недоношенный – Кис смутно знал, что недоношенные дети вроде бы помельче… Так что, мальчика, скорей всего, сделали в документах помладше, другого, то есть девочку Миловановой, – постарше…
Но делиться с заведующей отделом кадров своими сомнениями он не стал.
– Либо двойняшки, либо с небольшой разницей до полутора лет, – ответствовал детектив несколько смущенно.
Он поглядывал все это время в окно, благо пространство перед зданием было относительно свободным, хотя чуть подальше снова стеной стояли деревья. Ну да, нужно быть идиотом, чтобы выйти на площадку перед окнами. Его «хвост», кем бы он ни был, наверняка прятался в деревьях.
Наконец эта информация была собрана. Таких оказалось двое: некая Сорокина с двумя девочками-близняшками и некая Гольдберг с мальчиком семьдесят третьего года и девочкой семьдесят второго года рождения.
Ни одна из этих женщин не подходила Кису: у первой были две девочки, у второй была не та фамилия: в те годы нужно было быть самоубийцей, чтобы выбрать в качестве новой фамилии еврейскую. Пятый пункт однозначно осложнял жизнь.
В конце концов, думал Кис, спускаясь по лестнице в расстроенных чувствах, младенец родился похожим на мать – именно этим стращал Сергеевский жену, когда пытался заставить ее отказаться от сына-дебила. Правда, Алексей знал, хоть и только понаслышке, что дети с ростом меняются и могут стать похожими на другого родителя, а то и более отдаленных родственников. Но все же, может, он так и остался похожим на мать? И в один прекрасный день его – или кого-то из его окружения – это сходство навело на мысль о его происхождении?..
…Он так-таки остался похожим на мать!
Кис понял это уже тогда, когда пересек больничный холл и вышел на улицу. Он бросился обратно в холл, к той стене, где висел план расположения помещений, но поздно: мужчины, его изучавшего минуту назад, уже не было.
Его лицо проплыло в отрешенном, сосредоточенном на других мыслях сознании детектива так быстро и так мельком, что он не мог бы сейчас даже сказать, что это было за лицо. Все, что осталось в памяти – и Кис уже почти сомневался, не пригрезилось ли, – что перед ним мелькнуло лицо актрисы. Но значительно моложе. Той Измайловой, которую он помнил по фильмам, когда ей было примерно столько лет, как ее сыну сейчас…
Алексей нарочно подставлялся на обратном пути, зная, что рискует иглой. Но он надеялся, что парень не притащился в больницу с клюкой. Что не гарантировало, конечно, отсутствия у него другого иглометательного аппарата, который мог оказаться чем-то вроде пневматического пистолета.
И все же азарт был сильнее. Кис шел медленно, давая возможность своему преследователю приблизиться к нему, – каким бы ни было оружие, оно стреляло на относительно небольшой дистанции. Восприятие детектива обострилось, оно словно шлейфом простиралось за ним, охватывая, как радар, значительное пространство за его спиной, которое его чувства неведомым образом прощупывали, пронюхивали, просматривали, анализировали. Кажется, какие-то умники назвали подобное восприятие «третий глаз». Ну что ж, можно сказать и так. Он почти видел затылком все то, что находилось за его спиной. Однако никто не пытался догнать его на тропинке, никто не шел следом за ним, никто не прятался за деревьями, насколько Алексей мог судить. Видать, допустив оплошность, парень покинул больницу раньше его. Или пережидал его ухода где-нибудь в другом месте.
Ясное дело: он разглядывал план больницы, надеясь понять, где находится детектив и зачем он в больницу явился. Что, скорей всего, только подтверждает факт, что медсестра Милованова здесь никогда не работала ни под какой фамилией: иначе бы ему не нужно было ломать голову, зачем туда приходил сыщик.
Ну что ж, во всем есть свои плюсы: теперь Алексей точно знал, что за ним следят. И точно знал кто.
Еще бы узнать, как его найти!
Он заехал к Алле Измайловой, чтобы сообщить ей новость. Алексей с трудом представлял себе тот комплекс чувств, который может вызвать известие, что ее сын жив… И потому, щадя ее, он осторожно, взвешивая каждое слово, начал повествование со своих поисков, только затем, чтобы подвести ее к новости о сыне постепенно.
Она слушала, прихватив одной рукой себя за горло, не сводя с него глаз. Ни слова не проронила, ни вопроса не задала. Когда Алексей закончил, она только выдавила из себя «спасибо» и попросила оставить ее одну.
Кис оставил. Прикрывая за собой дверь, он думал о том, что этой женщине фатальным образом не удается расстаться с призраками прошлого. Все то, что она так хотела сохранить в тайне, похоронить в своей душе навсегда, – все упорно поднимается со дна ушедших лет, как черный, жирный ил, только для того, чтобы затянуть ее в свои душные объятия, утянуть ее вместе с собой обратно на дно прошлого. Ей сейчас, после известия о сыне, плохо и больно – он в этом не сомневался. И рядом с ней нет никого, ни одной души, которой она могла бы доверить свои страдания…