Не столько возразить, скорее дополнить верное наблюдение Филатова стоит лишь напоминанием о яшинском добровольном отказе от этой своей расслабленности для сосредоточения на игре, где бы она ни проходила, даже далековато от его вратарской обители. Яшин был первым голкипером, чье участие в действии не ограничивалось непосредственным вступлением в него – остановкой мяча, летящего в ворота, или выходом навстречу ему. Даже когда был, казалось, свободен от выполнения своих прямых обязанностей, все равно оставался в деле, и эта бесконечно полезная для команды миссия требует отдельного разбора во всех деталях, лишь подчеркивающих его вратарское величие. Ясно только, что такая миссия обязывала к длительной психической, а значит, в определенной степени и физической концентрации, когда положение «вольно» смывалось периодическим напряжением. Так что привычное мышечное расслабление, эта важная примета яшинского таланта, объясняет в нем многое, но не все.
Возьму на себя смелость продолжить затронутую моим добрым старшим товарищем тему. Мне кажется, тайну этого вратарского образа способна приоткрыть наряду с «филатовскими» слагаемыми присущая Яшину естественная координация движений, выработанная в детские годы охотным, более того, жадным участием в разных ребячьих забавах и спортивных развлечениях. Нежно вспоминая эти годы, Лев Иванович недаром славил дворовый футбол, приравнивал его в наших условиях даже к знаменитой Копакабане – необъятному пляжу в Рио-де-Жанейро, где в бесконечных футбольных сражениях как бы сама собой рождается бесподобная артистичная ловкость бразильских футболистов. Когда в 70-е годы дворовый футбол начал стремительно исчезать, не кто иной как Яшин забил тревогу, нутром ощущая надвигающееся неблагополучие, получившее сейчас свое крайнее выражение, когда любые свободные пространства дорогушей земли хищно застраиваются офисами и развлекательными центрами. А ведь помимо дворового футбола в яшинском детстве таились и другие источники двигательной культуры, придавшей его игре свободу и вольготность самых разных движений.
Мне уже приходилось писать применительно к Василию Трофимову, Борису Пайчадзе, Сергею Сальникову, что широкий спектр спортивных увлечений при отсутствии в те годы ранней специализации стал главным условием взращивания разносторонних атлетов с самыми широкими возможностями. При детских успехах Сальникова в теннисе (чемпион Москвы среди мальчиков) его нетрудно было бы представить в ряду первых ракеток страны, если бы еще юношей Сергей не перебрался с кортов на футбольное поле. Точно также легко вообразить Пайчадзе, выросшего в приморском Поти, рекордсменом плавания, которым он успешно занимался в пионерские годы.
А разве тем, кто имел возможность лицезреть Яшина в других спортивных одеждах, требуется особое воображение, чтобы представить его квалифицированным футбольным или хоккейным (бенди) форвардом, а тем более хоккейным (шайба) голкипером, если бы удалось развить свои различимые способности в этих амплуа? Кстати, славные футбольные годы обнаружили в Яшине и явные задатки баскетболиста и ватерполиста, в коих он перевоплощался на тренировочных занятиях.
Ничего удивительного: талантливый человек талантлив во всем. Если не во всем, то во многом. Из смежных, разумеется, областей. Талант, художественный ли, спортивный ли, часто многолик и многоцветен. Французский художник Жан Огюст Доминик Энгр как скрипач музицировал с самим Ференцем Листом, кинорежиссер Сергей Эйзенштейн оставил прекрасные рисунки, пианист Святослав Рихтер успешно занимался живописью. Спортивных примеров тоже не счесть. Потому что основа их общая – координация.
И хотя в разных видах спорта и даже разных ролях одного вида задействованы неоднородные группы мышц, координация, ловкость, быстрота реакции, да и мышления, как правило выплывает наружу в несхожих спортивных обстоятельствах, на площадках и аренах различного размера и предназначения. Яшину даже мальчишьи прыжки на лыжах с крыш оказались, судя по его словам, лыком в строку: «Падали, ушибались, набивали синячищи, но зато учились держаться крепко на ногах, не бояться высоты, владеть своим телом».
Когда волею судьбы, а если конкретно, – своего первого тренера Владимира Чечерова Яшин случайно очутился в рамке ворот, то невольно мобилизовал, поставил на службу новому, непривычному делу природные задатки и детские наработки общей координации, а с годами неустанными тренировками присоединил к ней специальную, вратарскую. Возможно, и недостаточно такого дополнения к филатовской попытке разгадать яшинскую тайну, чтобы добраться до самых глубин, до самого дна в расшифровке секрета спортивной гениальности этого человека. Смиримся, однако, с тем, что гений не поддается полному пониманию и исчерпывающему объяснению, всегда сохраняет некоторую таинственность своего происхождения.
«Как случилось, – писал Лев Филатов, – что Яшин после невероятно долгого по футбольному летосчислению отсутствия сразу заиграл в полную силу, вероятно, останется тайной. И все же не поверим в чудо, не сделался он вратарем высокого класса «в один прекрасный день». Дарование всегда было с ним. А самообладание и то, что ворота с их восемнадцатью квадратными метрами (приличная комната!) были им обжиты, – все это пришло к нему в изгнании, как награда за то, что не пал духом, остался в «Динамо», не затаив ни на кого обиды, и не считал, из скольких часов должен складываться его рабочий день».
Охотно подписываюсь под этими словами.
Всего за два года (1953–1954), когда с трудом улетучивались сомнения в его профпригодности даже у части экспертов, Яшин сделал стремительный рывок от полного негатива в восприятии и последовавшего забвения к признанию и признательности. Непроницаемость яшинского рубежа создала с середины десятилетия глубокие предпосылки успехов московского «Динамо» и сборной страны, для которых именно 50-е годы стали самыми триумфальными во всей их биографии. Так что если в планетарном масштабе Яшин получил наивысшие лавры в 60-х годах, вполне надежная и ровная игра ему очень даже удавалась намного раньше. «Уже в 1954 году, – вспоминал второй вратарь «Динамо» и сборной страны Владимир Беляев, – Яшин заиграл так, что стало ясно: ему нет равных. Какие бы комплименты ни расточали Яшину позднее, все равно считаю лучшими его годами 1954—1956-й». Мне как очевидцу остается только присоединиться к мнению, что это были годы наиболее гармоничного соединения свежих красок и твердокаменной прочности в игре долголетнего лидера советских вратарей.
Однако пора удач и вдохновения тоже, оказывается, дает повод для пересудов и кривотолков. Спустя полвека в прессу начали активно вбрасываться давно похороненные намеки, будто вратарское благополучие Яшина в определенной мере строилось на сооружении своеобразной «линии Мажино», как назвали впоследствии прочную защиту «Динамо» и сборной страны второй половины 50-х годов. Между прочим, и сейчас иногда отпускаются подобные шпильки в адрес Джанлуиджи Буффона из «Ювентуса», чемпиона мира 2006 года в составе сборной Италии, и Петра Чеха, отстаивающего рубежи «Челси» и сборной Чехии. Но и мощный щит, воздвигаемый на пути к их владениям, не освобождает сегодняшних лидеров вратарского дела ни от превентивных, ни прямых усилий во спасение домашнего очага. В этом не раз могли убедиться огромные аудитории зрителей и телезрителей.