Пусть так. Важно, что этот урод согласился. Иначе Венцель Марцел стер бы этого господина в порошок. А как же иначе? Никто не смеет помешать великому пути Венцеля Марцела!
Правда, денег этому уроду Гудо тоже пришлось пообещать. А еще все сохранить в тайне. И это к лучшему. Зачем людям знать, что и идея и главное дело – машина – принадлежат какому-то палачу? Нет, народ будет знать и помнить только своего великого бюргермейстера.
Охваченный душевным волнением, Венцель Марцел часто сбегал вниз, в кухню. Здесь он давал бесконечные поручения и советы как служанке, так и дочери. Вначале они отвечали ему улыбками, но потом лишь сердито фыркали и отворачивались.
Через какое-то время Венцель Марцел все же чуть поостыл.
Во-первых, он убедился, что у него все получается, как и задумано. А во-вторых, увидел множество прекрасно приготовленных блюд. И, в-третьих, бюргеймейстер почувствовал, что проголодался.
«Скорее бы они уже пришли», – думал Венцель Марцел, удивляясь самому себе.
Он впервые за свои тридцать девять лет с нетерпением ждал гостей в надежде, что они съедят все, что будет подано на стол. «А что поделаешь? Чтобы переплыть большую реку, нужно построить лодку», – решил бюргермейстер и еще раз перечитал свои листы.
Первым, как всегда, пришел Гельмут Хорст.
Он не был важной персоной в игре Венцеля Марцела. Но рассуждения молодого и очень образованного лекаря, обычно направленные на благо бюргермейстера, были приятны Венцелю Марцелу. Тем более что молодой человек приходился племянником старейшины гильдии купцов Витинбурга Отто Штуферу. Этот уважаемый и богатый человек очень интересовал бюргермейстера и как денежный мешок, и как купец, имеющий много дел с купцами Ганзейского союза.
Отто Штуфер пришел вслед за племянником и, окинув взглядом стол, долго не мог вымолвить и слова, ибо пребывал в крайней задумчивости. Уж он-то, купец, лучше всех понимал и знал людей. А своего бюргермейстера он знал, как родного отца, но… Внимательно осмотрев блюда, стоящие на столе, купец решил, что еще не до конца понял хозяина этого дома. Ведь о скупости и сверхбережливости семейства Марцелов знал весь город. И если уж приходится лицезреть такое изобилие, значит, Венцель задумал нечто необыкновенное.
Вскоре пришел и настоятель Кафедрального собора отец Вельгус.
Первосвященник города тоже с недоумением посмотрел на роскошно накрытый во время поста стол, но ничего не сказал. По-видимому, утренняя служба в соборе отняла у него много сил и он был дьявольски голоден. Впрочем, в последнее время особого рвения на ниве богослужения, отличавшего святого отца в первые месяцы, заметно поубавилось. Это и понятно. У епископа он не имел таких подношений и услуг, как в этом городе. Он даже поправился, и морщины на его лице стали уже не столь глубоки.
Чуть с опозданием, но спешным шагом вошли судья Перкель и старейшина цеха кузнецов Андрес Офман, огромный, как гора.
Каждого из пришедших Венцель Марцел встречал со счастливой улыбкой на губах и лично усаживал за стол. Когда все гости были за столом, хозяин дома обратился к отцу Вельгусу:
– Святой отец, благословите наш стол.
Священник встал и вновь с сомнением осмотрел накрытый стол.
Большая парующая супница с бульоном, приправленным белыми грибами и мелко рубленными овощами. Овощное пюре из протертых моркови, лука, яблок и груш с мукой и яйцами. Порезанная на куски твердая пшеничная каша. Десяток норвежских селедок, истекающих жирной слезой. Ломти ржаного хлеба. Все это по Писанию и с благословения Церкви. А вот насчет сыра мягкого и твердого, рыбной каши, искусно напиханной в рыбью кожу и отваренной и слегка поджаренной, меда и белого пшеничного хлеба можно было бы и поспорить. Особенно о двух кувшинах, в которые, несомненно, было налито вино и крепкое черное пиво. К тому же перед каждым гостем стояли красивые кружки из белой обожженной глины.
Но с каждым из гостей святой отец уже сиживал за столом, причем не единожды. К тому же они были добрые христиане, всегда посещали церковную службу и исповедовались.
Отец Вельгус наскоро прочитал молитву и широко перекрестил стол. Он же первый опустил оловянную ложку в посудину и испробовал вкусного горячего грибного супа. Затем он с удовольствием заметил, что перед каждым из гостей лежит ложка и нет необходимости обтирать эту ложку и передавать ее другому. Богат дом у Венцеля Марцела. Да и кружки такие красивые.
Повертев в руке кружку, святой отец тем самым благословил трапезу. И тут же служанка разлила душистое и ароматное вино.
– Кровь Христова. – Кивнув, отец Вельгус сделал большой глоток.
Когда стол почти опустел, а в кувшинах показалось дно, Венцель Марцел сказал:
– Вот и потрудились мы во славу Господу и на пользу своим животам. Голод нам сегодня не страшен.
Гости тихо рассмеялись, осторожно поглядывая на святого отца. Тот прищелкнул языком и, запустив пальцы глубоко в горло, достал рыбную косточку.
– Голод – одна из кар за первородный грех. Человек был сотворен, чтобы жить не трудясь, пожелай он этого. Но после грехопадения он мог искупить свой грех только трудом… Бог, стало быть, внушил ему чувство голода, дабы он трудился под принуждением этой необходимости и вновь обратился таким путем к вещам вечным – божественным. Так что голод человеку полезен и даже нужен.
Венцель Марцел поклонился отцу Вельгусу за мудрые слова и продолжил:
– Истина в ваших словах, святой отец. Так обратимся же к вечному посредством тяжкого и постоянного труда…
Отец Вельгус икнул и, высоко подняв палец, назидательно промолвил:
– Труд имеет четыре цели. Во-первых, он должен давать пропитание; во-вторых, должен изгонять праздность – источник многих зол; в-третьих, должен обуздывать похоть, умерщвляя плоть; в-четвертых, он позволяет творить милостыни…
Священник еще не отошел от воскресной проповеди, а в его животе разлилось приятное тепло от выпитого вина и крепкого пива.
Присутствующие за столом согласно закивали. Дольше всех кивал хозяин дома.
Выдержав паузу, Венцель Марцел промолвил:
– После долгих лет раздумий я хотел бы сказать вам следующее. Во благо Господа и нашего города я готов предложить Витинбургу большую работу, которая обогатит и сделает счастливым каждого его жителя…
С удовольствием заметив внимание и интерес в обращенных к нему взглядах гостей, Венцель Марцел подробно изложил все, что он всю неделю записывал на листках бумаги.
Когда он закончил, присутствующие еще долго не решались сказать хотя бы слово. Первым прервал тишину отец Вельгус:
– Бог и Церковь благословят этот тяжкий труд. Собор еще не достроен, а уже нуждается в ремонте и в материалах для него. Да и два колокола нужно перелить. Хотя в последнее время пожертвование добрых мирян возросли, но… Этого недостаточно. А вы, достопочтенный Венцель Марцел, утверждаете, что от этой лесопильни и прочего для нужд Церкви будут поступать щедрые пожертвования?