– Якоря поднять» Весла на воду! – срывая голос, заорал Крысобой.
По обоим бортам, расплескивая воду, с шумом упали весла. Галера напряглась, качнулась и тронулась с места. Под удары барабана весла одновременно поднялись, на мгновение замерли и опять с шумом погрузились в пока еще темную воду.
Джованни Санудо обожал эти первые толчки корабля. Уже очень скоро галера наберет ход и пойдет плавно и стремительно. А пока она только начинала парить. Как царствующий орел, первыми взмахами подбирая под свои сильные крылья воздух, отрывается от земли, так и галера опирала свои крылья-весла в стремлении оторваться от волны.
Кто-то когда-то при Джованни Санудо сказал, что галера это деревянная бочка с веслами. За что и лишился передних зубов. Нет не бочка с веслами, а огромная деревянная бабочка с крыльями. И таких бабочек великий герцог желал иметь неисчислимое множество. Он мечтал увидеть, как одновременно вспорхнут его любимицы. Он еще в молодости видел на Паросе [24] удивительное по красоте зрелище. На небольшой поляне острова, носящей старинное название Петалудес, лишь несколько недель лета появляется огромное количество удивительных бабочек. И если с криком и свистом бросится через траву и кусты этой поляны, то в бескрайную синеву неба взметнется огромное облако, цвета и формы которого описать не сможет ни один из смертных.
Это было с Джованни Санудо в молодости. Тогда его душа была легка и взлетала вместе с бабочками. Теперь красота уже не поднимет ввысь душу герцога. А вот могучий, многосотенный флот боевых галер – без сомнений да!
Джованни Санудо помрачнел. Вспомнив о бабочках, он тут же вспомнил и о Паросе. На этом острове нужно перестроить и укрепить крепость. Очень быстро и надежно. Иначе случится непоправимое. Проклятая Генуя вышвырнет блистательного герцога с его же собственного Архипелага.
Проклятая Генуя… Проклятая Венеция…
Как часто Джованни Санудо употребляет в последнее время проклятие. Но на то есть обоснованная причина.
Два года назад, шестого марта 1350 года от рождества Христова венецианский сенат от имени республики святого Марка объявил войну извечной сопернице в политике и морской торговле Генуе.
Еще бушевала чума, умертвившая половину населения Венеции. Еще горели костры, пожирая имущество умерших. Еще рыдали родственники, не смевшие приблизиться и попрощаться с теми, кого, заподозрив в какой либо болезни, тут же отправляли на карантинный остров Лазаррето. Еще обходили каждое утро строгие лекари и стражники каждый дом в поисках трупов или ослабевших людей. И еще, и еще…
Но все это перевесила купеческая выгода великого торгового города. Не считаясь с огромной убылью людей и имущества, Венеция послала в моря боевые галеры для уничтожения врага.
Но случилось то, что случилось. Так же потерявшая в чумные годы половину населения Генуя разгромила венецианскую эскадру у стен Константинополя, и теперь жадными глазами осматривалась – чтобы отнять у поверженного врага. Ладно, уж богатые острова Эвбея, Кипр, Крит, но их жадность может покуситься и на мелкие острова Архипелага герцога наксосского.
Вот возьмут и высадятся кровожадные враги. И не будет тогда у Джованни Санудо великолепного дворца, сказочного вина и подданных. Ничего не будет. Только печаль, и прогулки на лодке по грязным венецианским каналам.
Этого никак нельзя было допустить. Не для этого рожден Джованни Санудо. Да и не переживет он этого. Нужно было принять упреждающие действия и защитить свой Архипелаг и свою счастливую жизнь. Своих сил, золота и воинов у герцога недостаточно. А надеяться можно было только на помощь республики святого Марка, чьим вассалом и являлся опечаленный будущим Джованни Санудо.
Вот только…
«Проклятый дож, проклятые сенаторы, проклятые купчишки», – вспоминая, прошептал герцог.
Едва только успел открыть рот Джованни Санудо, едва он только успел произнести слово, взывающее о помощи, раздутые от собственной важности сенаторы тут же прервали его. Еще до того, как ступил на землю Венеции ее колеблющийся во многом вассал, они уже знали с чем он прибыл и о чем его слова. Хуже того, дож и сенаторы в подробности напомнили герцогу о его собственных воинах, запасах продовольствия и оружия, о крепостях на островах Парос, Санторин, Милос и о знаменитом замке Хоре на его любимом Наксосе. А еще о том, что Джованни Санудо не пожелал присоединить свои три галеры к эскадре, участвовавшей в битве у стен Константинополя. И это едва ли не решающий фактор поражения Венеции в февральском морском сражении того года. А значит то, что генуэзцы нависли над его островами, прямая вина герцога.
Но печальнее всего было то, что сенатор Пьянцо, прищурив правый глаз, поинтересовался, насколько полон золотом, заветный сундучок из сандалового дерева, что хранится в укромном месте герцогского замка.
После этого удара в самое сердце Джованни Санудо закашлялся и лишился дара речи. Как сенаторы узнали о золоте одному Богу известно. Даже сам с собой герцог не говорил об этом семейном секрете, что передал ему на смертном ложе отец. Передал младшему из сыновей. Старшие к тому времени уже были мертвы.
О, как хотелось Джованни Санудо хотя бы на миг стать Господом. На самый крошечный миг, которого хватило бы на то, чтобы точно узнать, кто из его окружения шепчет на ухо дожа Венеции. Страдание этого шептуна не сравнилось бы ни с одним казнимым на земле.
Но вряд ли Всевышний сделает милость и обменяется с герцогом местами, даже на крошечный миг. Так что чудо не произойдет, и этого наушника нужно искать самому Джованни Санудо. А тут еще эти три навязанные ему помощника венецианца!
Герцог печально посмотрел на то место, на котором вчера горела его великолепная галера. Одна из тех трех, которыми больше жизни дорожил герцог Наксосский, и которые так и не успели к печальной битве в Босфоре, у стен Константинополя. Да и как они могли успеть, если мудрый Джованни Санудо предвидел разгром венецианской эскадры. Вот только печально то, что не хватило ему мудрости предвидеть то, что случится у морских стен Венеции.
Думалось о лучшем. Пройдет праздник Вознесения [25] . Решит сенат и утвердит дож, и вот на борт двух прибывших галер наксосского герцогства будет погружено оружие, сотня отличных воинов, и такое необходимое при обороне золото и серебро. А вместо этого унижение, и более того – явно выраженная месть. Не пожелал рисковать своими галерами на благо Венеции – получи урок и помни о нем!
Жестокий урок. Ведь не пожелал сенат просто конфисковать корабль, а решил сжечь его на глазах Великого герцога какого-то там незначительного Архипелага. Знай свое место, и не забывай, что величие Венеции прежде всего!
Формально сенат поступил верно. Верно тем жесточайшим законам, которые принял для спасения Венеции от проклятой чумы. Ни в одном городе Европы не приняли столь суровых и действенных законов. Один из них предписывал – входящие в гавань корабли подвергать досмотру, и если найдены будут «прячущиеся иноземцы», больные чумой или мертвецы – корабль немедленно сжечь!