Аттон Анафест поместил стрелу на вытянутый указательный палец.
Джованни Санудо с тоской посмотрел на то, как накрест пальцу недвижимо лежит изумительной работы арбалетная стрела. Острый, четырехгранный наконечник с втулкой, тщательно обработанное древко, окрашенное лаком, оперение из пергамента под точно выверенным градусом к основанию стрелы. И все это зловеще черного цвета. Такая стрела летит на большое расстояние и с достаточно высокой точностью попадания. А вид ее действительно устрашающий!
– Это очень дорогая стрела. А ими была просто утыкана вся лодка. А сколько еще утонуло в воде! Нападавшие не жалели стрел. Им очень нужна была смерть секретаря великого дожа! Вы можете сами убедиться сколько стрел… Сколько стрел…
«Может… очень нужна смерть секретаря… А может… То, что находилось в лодке… Что из этого верно?» – сразу же пришло в перенасыщенную интригами голову Джованни Санудо.
– Убедиться? – вскинул брови герцог.
– Да. Лодка привязана к корме, и…
Но герцог уже не слушал слов венецианца. Он стремительно пронесся по настилу куршеи и вихрем ворвался в свою адмиральскую каюту. В нетерпении сорвав крюк, Джованни Санудо распахнул небольшое окно из узорчатого венецианского стекла. Затем он с трудом протиснул в оконный проем свое большое тела, и, уперев руки на богато украшенный фриз кормы, уставился на непрошеную ночную гостью.
Лодка, простая лодка, которых в Венеции сотни, а может и тысячи. На таких перевозят грузы и людей, ловят рыбу и отправляются друг к другу в гости на соседние острова.
Только на дне этой лодке находится труп, а ее деревянное тело щедро утыкано черными стрелами. Дорогими стрелами.
«Проклятый комит. Я же сказал…»
Но Джованни Санудо не смог вспомнить, что же он велел Крысобою сделать с этой лодкой и этим трупом? Вино сыграло с герцогом злую шутку. Хотя комит мог и догадаться. А мог и взять деньги у проклятых венецианцев, чтобы те имели возможность наутро представить глазам великого герцога…
А что представить? Ах, да! Проклятого секретаря проклятого дожа!
Джованни Санудо еще подался вперед. Но огромный личный флаг герцога наксосского, что в длину имел пятнадцать шагов и спускался от беседки кормы к самой воде, повинуясь ветру, то и дело закрывал обзор лодки.
На всех галерах были личные флаги властителей или капитанов кораблей. Из дорогущих тканей, с богатой золотой и серебряной вышивкой они были особой гордостью и любовью их владельцев. Их вторым, а иногда и первым лицом. По ним встречные и попутные корабли судили, кто хозяин галеры и как с ним держаться – с почтением, равнодушием или призрением. Но мало у какой галеры был флаг такого огромного размера и такой чудовищной стоимости, как у «Виктории» герцога наксосского. Разве что больший флаг был у главной галеры Венеции «Бучинторо [29] ».
«Бучинторо» – государственным символом Венеции. Это официальный корабль великих дожей, на котором те совершали один из главнейших праздников Венеции – церемонию обручения дожа с Адриатическим морем.
Каждый год в праздник Вознесения великий дож отправлялся на «Бучинторо» от площади Сан-Марко к крепости Сан-Андреа вблизи острова Лидо. За ним двигалась огромная флотилия празднично украшенных галер и лодок всех влиятельных лиц Венеции и особо важных гостей.
В этом году, всего лишь неделю тому, присутствовал на этом священном действии и Джованни Санудо. Поправ приличия и правила, герцог наксосский вывел свою галеру в число первых следовавших за «Бучинторо». Может это действие заносчивого герцога довершило гнев дожа и сената, и поднесло факел к несчастной «Афродите»? И опять же… Об этом Джованни Санудо нужно было задуматься тогда.
Но тогда герцог был горд за себя и свою галеру. Ведь на него смотрели лучшие люди, владычествующие на морских просторах. Он был близок в этот важный момент к самому дожу. Близок настолько, что прекрасно видел и слышал, что происходило на «Бучинторо».
Джованни Санудо слышал, как воскликнул дож Андреа Дандоло: «Desponsamus te, mare [30] » объявляя, что Венеция и море являются неразрывным целым. И видел, как на бархатной подушечке молодой человек подал дожу освященный золотой перстень. Море приняло перстень, как и множество других за сотни лет.
…Молодой человек…
Флаг «Виктории» то выпрямляло, то ветром относило влево, то он опять повисал. Но в этих движениях полотнища на короткое время открывался неподвижный труп, бережно усаженный на днище лодки. Голова убитого была запрокинута к небесам – дому Господнему. Лицо спокойное и умиротворенное.
«Дьявольщина! – пробормотал Джованни Санудо, – Как там тебя? Анжело? Пропади ты пропадом».
Герцог изловчился и вытащил из ножен длинный кинжал. Затем он с трудом дотянулся до веревки, что была закреплена ниже, из отверстия рулевой балки, и перерезал ее. Лодку, потерявшую движение развернуло на борт, и она стала стремительно уменьшаться в размере.
«Вот и хорошо. Вот и ладно. А сейчас…»
Джованни Санудо вытиснулся из оконного проема и осмотрел свою адмиральскую каюту. Решение пришло скоро. Герцог схватил большой кувшин своего любимого вина и не спеша вышел из помещения.
У решетчатой двери стояли преданные Арес и Марс. В нескольких шагах от них – комит Крысобой. Голова старшего надсмотрщика над гребцами была низко склонена. Но не почтение к хозяину так ее согнуло. Скорее это была попытка спрятать глаза. Виноватые глаза.
«Это потом», – решил герцог, и ткнул комиту кувшин с вином:
– Следи за моим сигналом.
Не спеша, медленным величественным шагом, как это принято теперь при новоустроенных дворах королей, великий герцог вернулся к венецианцам. Все трое с напряжением на лицах ожидали приближения повелителя Наксосского герцогства. Каждый его шаг усиливал напряжение. В этом состояние все трое даже подались назад, когда Джованни Санудо слишком близко к ним подошел. А когда на толстых губах герцога вдруг возникла улыбка, то отступили еще на шаг. Отступили бы еще, но за их спинами была дверь в каюту комита.
– Позвольте взглянуть.
Улыбка, учтивые слова, приятный тон настолько поразили венецианцев, что они, пробормотав что-то несуразное, расступились в поклоне.
– Благодарю, – мягко произнес Джованни Санудо и медленно открыл дверь.
Солнечные лучи с невероятной щедростью ворвались в тесную коморку Крысобоя. Их с избытком хватило на то, чтобы все внимательно и даже тщательно осмотреть. И если на теле раненого глаза герцога почти не задержались, то женщина в это мгновение кормящая грудью младенца, вызвала его неподдельный интерес. Но больший интерес и даже что-то похожее на восторг вызвали в груди Джованни Санудо две девушки.
И женщина и девушки, ослепленные ярким светом, поморщились и прикрыли лица ладонью. Но до этого быстрый и опытный глаз герцога успел увидеть то, от чего его душа возликовала.