* * *
Гудо еще раз пересмотрел те немногие, но необходимые вещи, что собирался взять с собою в путь. Завтра он навсегда покинет Брусу с ее удивительными садами и полезнейшими водами и отправится к побережью Дарданелл. Оттуда его перевезут в теперь уже османский, печально знакомый город Цимпе, а уж оттуда он отправиться в Константинополь.
Так советовал Даут, так он все устроил, именно так и поступит Гудо. Он бы отправился и двумя днями ранее, но «господина в синих одеждах» задержал проклятый Мартин, которого слуги начальника тайной стражи выкупили за золото Гуды из каких-то дальних каменоломен. Теперь Мартин в двойных цепях сидит где-то в узнице Даута. Гудо так и не пожелал на него взглянуть. Более того, приказал Франческо и выделенным начальником тайной службы людям надеть на его голову полотняный мешок. Пусть слышит, но ничего не видит. А главное, чтобы Гудо не видел этого ненавистного лица. А чтобы не слышать, он бы с удовольствием отрезал негодяю язык. Но «господин в синих одеждах» не решался подступить к Мартину. Вернее опасался того, что смертельно огорчит молодого генуэзца, невольно задушив его подопечного.
Оставалось лечь и хорошенько отдохнуть перед дальней дорогой. Но этому приятному расслаблению помешал начальник тайной службы.
– Ты нужен, Гудо. И ни о чем не спрашивай.
Уже привыкший к тому, что на турецких землях не терпят неповиновения, и все еще не освободившись полностью от мысли, что он уже не раб, Гудо послушно последовал за необычайно серьезно настроенным начальником тайной службы. Не успев удивиться тому, что их сопровождал всего один стражник, «господин в синих одеждах» с готовностью поднял факел над головой и направил рысью своего коня вслед, едва различимого в глухой ночи крупа скакуна Даута.
Быстро миновав узкие улочки Бурсы, всадники углубились в загородные сады. Здесь, среди просыпающихся после зимы слив, вишен, абрикос и айвы, то тут, то там находились небольшие, все еще достраиваемые, с высокими глухими стенами дворцы семьи и ближайших сановников самого бея.
– Отсюда пойдем пешком, – строго сказал Даут.
Оставив лошадей на попечение стражника, Даут и Гудо потушили факела и тронулись в короткий путь, ежемгновенно отстраняя длинные руки ветвей от лица и одежды. И хотя ночное небо не радовало мерцанием звезд и серебром луны, которые были тщательно задернуты плотными облаками, начальник тайной службы уверенно шел в нужном ему направлении. Эти сады и эти дворцы были ему особо памятны и частыми прогулками и теми событиями, что их сопровождали.
Подойдя к высокой стене из обожженного красного кирпича, Даут уверенно взял вправо, и скоро спутники оказались возле маленькой калитки, обитой железом.
– Ждем, – коротко велел начальник тайной службы.
Ждать к счастью пришлось недолго. Хорошо смазанная калитка открылась настолько, чтобы пропустить широкоплечего Гудо, которого Даут и впихнул со словами:
– Ничего не говори и ни от чего не отказывайся.
За калиткой на руку «господина в синих одеждах» легла пухлая, но очень тонкая ладонь. Чуть сжав руку ночному гостю, пухлая ладонь потащила его вдоль груды кирпича, досок и строительного мусора. Потом была широкая дверь и несколько длинных и узких коридоров.
– Ждите здесь, господин, – прозвучал странный голос сопровождающего, и Гудо уселся на мягкие подушки у складчатой занавеси, за которой мерцали два маленьких светильника.
И опять ждать пришлось недолго. Занавесь чуть качнула чья-та тень, и напротив «господина в синих одеждах» уселась фигура, тщательно укутанная в мягкие одежды. Из кокона одежды выдвинулась маленькая рука и, волшебством пройдя почти прозрачную ткань занавеси, легла на грубую ручищу мужчины.
Гудо не посмел одернуть свою руку, но ему была неприятна эта таинственность, ожидание чего-то, что могло оказаться и опасностью, а более всего то, что он решительно не понимал, чего от него желают. А еще давило то, что нельзя было сказать и слова, и теперь он понял, что и не услышит ни единого слова. Гудо был нем, глух и почти слеп. И это ему очень не нравилось. Хорошо, что эта, почти детская, рука долго не задержалась на его сжатом кулаке. Плохо то, что она вновь протянулась, на этот раз вдавив в кулак «господина в синих одеждах» бархатный мешочек.
Гудо не посмел отказаться, да и отказывать уже было некому. Занавесь все еще покачивалась, провожая таинственного обитателя таинственного дома.
* * *
Гудо так ничего и не понял из своего ночного путешествия. Он и не желал ничего понимать. Теперь он наслаждался морским ветром и тем, что окончательно уверовался в своей свободе.
Неумолимый барабан властвовал над веслами гребцов-невольников, приближая турецкую галеру к европейскому берегу. Еще несколько часов пути и Гудо направит свои стопы… Вот только куда? Все же в Константинополь? Даут так и не указал другой путь, в конце которого его ждала Адела и дети. Он только сказал, что в Цимпе их уже должны ожидать люди покойного отца Франческо, которым четверо стражников начальника тайной службы передадут укрытого мешком Мартина и самого Франческо.
И на том ладно. Гудо так и не сказал молодому генуэзцу и слова за весь путь от Бурсы до побережья. Так и не приблизился к нему, а все его попытки заговорить, властно останавливал движением руки.
На прощание Даут крепко пожал руку своему бывшему «синему псу», с которым провел больше года и вернул бархатный мешочек, который Гудо без сожаления передал после ночного визита в незнакомый дом. После прощального рукопожатия начальник тайной службы указал на готовую к отплытию галеру и сказал:
– Ступив на палубу этого корабля, ты опять пойдешь по пути испытаний и волнений. Это твой выбор. Я еще никогда не встречал мужчину, для которого женщина дороже его собственной жизни. Этого ни я и никто другой не понимает и не поймет. Наверное, это оттого, что живем мы во времена, когда меч в руке куда важнее и нужнее женских объятий. Но я верю, что придут времена, когда отцы будут радоваться детскому громкому смеху, а не оглядываться в тревоге, что на этот смех примчатся враги. Может быть то, с какой самоотверженностью ты отстаиваешь перед богом и людьми свое желание быть с семьей, вразумит опившихся кровью людишек, и они поймут, что счастье для человека – здоровая, крепкая и надежная семья. А у меня ведь тоже была семья. Но, наверное, я чего-то не понимал, если не смог ее уберечь. А может, бог не дал мне такого огромного сердца как у тебя.
Расчувствовавшись, Даут уже сделал, удаляясь, несколько шагов. Но вдруг резко повернулся и крикнул:
– Я прощаюсь, но не расстаюсь с тобой, большой человек в странных синих одеждах! А чтобы ты меня не скоро забыл, я буду напоминать о себе. Когда ступишь на землю Цимпе, загляни в мешочек!
Гудо только слегка улыбнулся. Он присоединил ночной подарок к тому золоту, что находилось в тайном кармане синего плаща и, не обернувшись, поспешил на галеру.
Теперь Гудо стоял на носу корабля и с нетерпением всматривался к приближающемуся с каждым взмахом весел невольников европейскому берегу. Уже скоро он ступит на пристань Цимпе, города сделавшего его рабом, откланяется Сулейману, что, по велению отца, готовит прием османского воинства в предстоящем походе, и тут же отправится в Константинополь. Но отдельно от Франческо и его людей. Теперь «господин в синих одеждах» намерен действовать только сам, опираясь на собственные силы, знания и опыт.