– Так ты не христианин?
– Все мы будем в мире пещер. Рано или поздно. Во всех религия уход из жизни это вход в пещеру, над которой огнем написано: «Оставь надежду каждый, кто сюда приходит!» Туда и никогда оттуда!
– Я выйду из этой пещеры, – упрямо мотнул головой Гудо.
Философ усмехнулся:
– Ступай, отдохни. Услышишь звук рога, приходи. Будем говорить и кушать то, что наши боги послали в день этот. Привыкай к новой жизни. Здесь под землей нет дня и ночи. День может казаться месяцем, а может и часом.
– Мне это знакомо.
– А что ты хочешь сказать о тех людях, с которыми тебя спустили в ад Марпеса?
– Они воры. Но я знал одного вора, который в силу сложившихся обстоятельств едва не стал честным христианином. Смерть не позволила сделать этот шаг. Натура человеческая изменчива, как открытая вода подвластная ветру, дождю и солнцу. Вор родился человеком. А кем умрет?..
– Смерть не управляема. Человеческая жизнь всего лишь цепочка случайностей. Каждое звено в ней – счастливый или несчастливый шаг, а то и последний. Сама по себе жизнь – дело случая. Люди живут случайно, потому что им сегодня повезло. Они добыли воду, пищу и разминулись со своим убийцей. Подавляющее большинство человечков живет в нужде и голоде. И не потому что они глупы или ленивы. А потому что случай отобрал у них урожай, здоровье, свободу. Прилетела саранча, не выпал дождь, град уничтожил всходы, значит твоя пища – трава и кора деревьев. Заболевший сосед поздоровался за руку, съел найденного обессиленного зайца, упавший камень раздробил ногу – и ты уже не можешь в полную силу трудиться. А куда хуже, когда ночью в твой дом ворвутся пираты, или господин решит продать тебя за долги, или, отправившись к знакомым, тебя выкрадут разбойники. Неволя, нужда и голод обесценивают человека. Даже жен своих рады подложить под другого за кусок хлеба, чтобы утолить свой голод и накормить детей. И женщины рады случаю, что их тело пока еще способно прокормить. Множество не нужных для будущего человечества людей живет шаг за шагом, от случая к случаю. Но ты прав, в определении места человека в этом мире важен всякий шаг их жизни, а особенно последний. Всякая цепь чем-нибудь заканчивается. Ступай. Слушай рог.
Огромное тело Гудо растворилось в темноте. Оттуда же возник огонек. За ним показалась рука и половина тела.
– Интересная особь этот палач.
– Он может пригодиться в нашем святом деле? – тихо спросила половина тела.
– Скоро узнаем. Палач, людоед, человек уже переживший ужас подземелья. Всеми отверженный, никому ненужный, обреченный на одиночество, но упрямо чего-то жаждущий. Одним словом – философ!
* * *
Гудо остановился в нерешительности. Ему показалось, что он сделал всего несколько шагов от мраморного стола Философа, к которому они вернулись после непродолжительного (Или продолжительного? Ведь время в пещере не имеет измерения) ознакомления с новым обиталищем. Всего несколько шагов и уже не видно ни самого стола, и уже не слышно и самого его хозяина. Гудо овладело чувство, будто он вознесся в ночное небо. Холодное, звенящее тишиной, с крохотными звездочками, что были и рядом, и где-то в невероятной дали.
«Нужно было взять факел. Со светом оно как то…»
Но куда вернуться, Гудо не знал. Тогда он мелким шагом направился к одной из звездочек, которая показалась ему не так уж и бесконечно далека. Неровный пол, то в продолговатых ямах, то в ступенчатых подъемах, замедлял путь. Но, как и любое расстояние, которое можно пройти, этот путь Гудо одолел. Он с явным удовольствием протянул руку и снял с каменной ниши древний бронзовый светильник, на вытянутом носике которого плясал веселый язычок пламени.
Теперь Гудо мог видеть что у него под ногами и даже на несколько шагов вокруг себя. Дальше уже можно было догадываться и присматриваться. А это уже не липкая темнота, которое уродует даже собственную вытянутую руку.
Нерешительность исчезла, но и ясность не наступила.
Маленький язычок мерцал и грозился исчезнуть при каждом широком шаге его нового хозяина. Поэтому Гудо, даже при видимости ровного пола, засеменил и уже готов был вовсе остановиться. К тому же у него теперь не было цели пути, а попасть в какой-нибудь из туннелей, имеющий ответвление – это явный шанс заблудиться и оказаться в смертельной опасности.
Остановившись, он огляделся в поиске чего-то удобного для отдыха и успокоения внутреннего волнения. Хотя, что может быть удобного в мире камня, темноты и настораживающих звуков. Разве что…
Гудо подался вперед, заведя светильник за спину. Так и есть. Где-то там он увидел что-то похожее на маленький костер. Явно костер, а не крошечный язычок светильника. Никогда прежде Гудо не тянуло к людям. Но в этом мире пещер все было иначе. Прав Философ – это другой мир, и попавший в него моментально становится другим. Здесь не увидеть уродства лица, не определить с первого взгляда породу человека, не понять – это друг, враг или никто и ничто.
– Я могу подойти? – тихо спросил Гудо в нескольких шагах от этого источника жизни.
– Подойди, добрый человек.
– Не…
«Не называй меня добрый человек», – едва не вырвалось из глубины души Гудо.
Ему тут же вспомнился маленький купец на лесной дороге. На той самой дороге, что привела Гудо к его дорогим сердцу Аделе и Грете. Тогда он тоже просил не называть себя «добрым человеком».
Ах, как давно это было! В совсем другой жизни. В одно мгновение перед ним пронеслись воспоминания. Грязные улицы Витинбурга, постылый дом умершего палача, проведенные им казни и пытки, бюргемейстер Венцель Марцел, его дочь Эльва, судья Меркель, несчастный Патрик, горожане и пришлые люди Альберта. А еще ненавистный злодей Мартин. Тот, которого палач Гудо должен был задушить тогда в лесу, едва его подозрения насчет этого зверя подтвердились. Не задушил, не убил во время пыток, не сжег на справедливом костре, и теперь жизнь вернула Гудо в его, неоплаченный перед нею, долг. Страшно вернула мраком ада и нестерпимым желанием как можно мучительнее лишить жизни это скользкое и мерзкое творение сатаны. Страшная мысль вдруг пронзила мозг палача Витинбурга. А что если это сама справедливость толкнула его лодку к галере ужасного герцога, чтобы именно так подготовить встречу с исчадием ада Мартином. Встречу, которая должна закончиться лишь одним – смертью негодяя.
Только… Гудо дал Господу и себе слово – не убей, не обижай, помоги. Но действительно ли оно в отношении дьявола в человеческом обличии? Разгневается ли Господь, если Гудо еще раз в жизни нарушит свое слово? Ведь уже было – покалечил он моряков на острове Лазаретто. И наказан за это расставанием с его любимыми девочками и пребыванием в мире жутких пещер.
Не прав Философ. У каждого своя жизнь. Жизнь для Гудо не цепочка. Его жизнь круги. Возвращающие и возвращающие в прошлое…
Маленький купец Арнульф… Его слова «добрый человек» и дорога, изменившая жизнь палача Витинбурга…