Матфей победил и вытеснил багрянородного на маленький остров Тенедос, где его с легкой усмешкой приютили не менее хитромудрые венецианцы. Вот только надолго ли? Не пожелают ли эти торгоши и главные разбойники морей продать несчастного Иоанна V Палеолога. А если уже решили, то кому? Кто более заплатит за не везучую голову последнего из рожденных в Пурпурном дворце? Как тут не терзаться душой и ежедневно не взбираться на самую высокую вершину острова Тенедос, чтобы убедиться, что вражеские флотилии еще далеко?
Солнечно, ветрено. Но середина ноября уже опасное время для морских путешествий. В древние времена торговые и военные галеры финикийцев, греков и египтян уже спешили стать на зимовки в удобных гаванях. Ведь моря могли в любое время подняться серыми волнами огромной высоты, разверзнуть их и соединить, поглощая несчастные корабли, попавшие в неожиданные и мощные штормы безжалостной зимы. Да и сейчас редкие смельчаки флотоводцы рискуют направлять свои галеры на дальние расстояния. Так что, есть надежда, что на временное пристанище несчастного последнего из Палеологов не нападут безжалостные враги. Нужно просто попросить Господа о его милости не вразумлять врагов в ближайшие недели. А там уж сама природа станет на защиту всеми гонимого порфирородного.
А может, Господь пошлет какое ни есть чудо? Как бы это было приятно и необходимо. Ведь так опостылел этот маленький остров. Даже охотиться негде и не на кого. Маленький сосновый лес уже давно пуст. В мелководных ручьях на южной стороне острова, наверное, никогда и не водилась рыба. Даже полюбоваться сейчас нечем. Отцвели, увяли, превратились в гниль лютики, лилии, рябчики, гиацинты, крокусы и асфодели. Унылый серый вид. Однажды Иоанн слышал как один из капитанов османской галеры на пиру у своего властелина Орхан-бея, когда речь зашла об этом острове, назвал его остров Бозджаад [282] . Серый остров – таким он и останется в памяти его несчастного гостя. Наверное, таким он предстанет и для последующих поколений островитян [283] .
О! Если бы случилось чудо! Обыкновенное, ниспосланное Господом чудо, что вырвет Иоанна V Палеолога из этой серости и позволит оказаться в Константинополе, рядом с женой Еленой и шестилетним сыном Андроником. Ведь отец так давно не видел своего наследника и почти утратил надежду на эту встречу. Каким он стал? Повлиял ли на него дед? Не внушил ли мерзкий Иоанн Кантакузин малышу неприязнь к отцу? Любит ли его по-прежнему жена Елена? Ждут ли они отца и мужа? Так ли они скучают о несчастном беглеце как он о них?
Чудо! Как желается чуда! Даже императоры желают чуда. Не насмешка ли это судьбы, или природы человеческой?
А пока… Пока Иоанн крепко стиснул губы. Его острые глаза узрели едва приметный на серой волне парус быстроходной галеры. Таких в Византии осталось немного. Галиот [284] еще времен отца, славного василевса Андроника. И под парусом хорош. Особенно в такую, как сегодня, ветреную погоду.
Так и есть. Галиот направляется к острову. С какими вестями он? Чего ждать василевсу Иоанну V Палеологу? Печали или радости?
Нужно спуститься к крепости и смело взглянуть судьбе в лицо. Вот только, где и как набраться смелости для такой дерзости?
Вопросы… Вопросы… Вопросы!
* * *
– Откуда каторга [285] ? – едва спрыгнув с седла, спросил василевс в едва склонившего голову Альмута.
Этот этериец [286] так и не усвоил учтивых манер изысканного византийского двора. Хотя… Какой у Иоанна императорский двор? Тем более изысканный. С десяток придворных из не весьма знатных родов, да несколько охотничьих собак с подтянутыми от недоедания брюхами.
– С Афона, – в славянскую растяжку ответил начальник десяти оставшихся в услужении у порфирородного василевса наемников.
Верных наемников. Еще столько же пали в бою, когда летом тесть наведался к зятю на Тенедос с четырьмя боевыми кораблями. Короткая была схватка, но кровавая. То ли от многих потерь, то ли из жалости к отцу своего внука Иоанн Кантакузин очень скоро отступил.
Верные, но очень дорогие.
Василевс с ненавистью осмотрел свой поношенный далматик [287] и еще раз (в который раз за день) посмотрел в небеса, ожидая божественного чуда. Но золотой дождь, способный далее оплачивать верность наемников и увеличить их крайне необходимое количество, не пролился.
– Кто? – с настороженностью спросил Иоанн Палеолог.
– Каллист.
– Кто? Патриарх Каллист?
Альмут равнодушно пожал плечами.
Вот уже пять лет этот длинноволосый и пышнобородый уроженец северных земель был в услужении василевса, но так и не проникся благоговением и подобострастием к священнослужителям. Даже патриарх не вызывал у него почтения. Пусть и отрешенный коварным Кантакузиным от высочайшего сана, но, воистину, первый из отцов церкви. Богом этого русича была огромная секира, а молитвой – боевой клич.
– Патриарх Каллист… Сам патриарх, – в волнении прошептал василевс.
Это было, пожалуй, все же чудом.
Патриарх был смешен с патриаршего престола за то, что не пожелал короновать сына Кантакузина Матфея. Более того! Неугомонный старик неустанно перемещался христианскими землями Византии и всюду провозглашал Кантакузина тираном, захватившим незаконно власть. А еще он призывал свою паству поддержать истинного василевса Иоанна Палеолога в борьбе за его справедливые права на трон. Как же не обрадоваться такому приятному гостю? Даже не зависимо от того, с какими вестями Господь послал его в позднее для далекого плавания время.
Иоанн огляделся и поманил рукой старика Фасфила, старательно исполняющего обязанности папия [288] у постоянно странствующего василевса.
– Готовьте щедрый дипнон* (вторая трапеза дня). И больше вина. Отменного вина. Это очень важный гость.
Старик отрицательно закивал головой:
– Это невозможно. У нас почти ничего не осталось.
– Да? – василевс сделал вид, что удивлен. Затем он оглянулся на немногих, присутствующих во внутреннем дворе венецианской крепости своих придворных и слуг, и шепнул: – Венецианцы нам помогут. Попроси их. Это важно.