Василию такие напоминания были как серпом по известному месту. Впрочем, этим местом он не пользовался, так что я явно выбрал не самое удачное сравнение. Но в любом случае, до этого пытавшийся давить на большие возможности для длительной войны император малость прижух и начал сдавать позиции. По крайней мере о Тессалониках он уже даже не заикался. Казалось, что еще несколько дней и высокие договаривающиеся стороны утрясут даже самые малые детали, необходимые для заключения мирного договора.
Хочешь рассмешить богов – поделись с ними своими планами. Я давненько успел усвоить эту истину. Только вот никакой радости подобное знание недоставляло. Недоставило и на сей раз. Хотя началось все не так чтобы со значительных событий. Просто один из дальних дозоров обнаружил слегка подозрительное присутствие… неведомо кого. Ратмир, получивший то самое донесение, предположил, что дозорные наткнулись либо на случайных людей, либо на воинов царя Самуила. Вполне разумное предположение, само собой напрашивающееся. Наверняка опытный полководец принял все меры для собственной безопасности, включая и вот такие. Все же окрестности Переяславца – болгарская земля, мы при всем желании не могли бы полностью проконтролировать паритет сил. И все равно, моя вечная привычка искать подвохи включилась сама собой.
Воспользовавшись тем, что сейчас все равно утрясались мелкие формальности оставив вместо себя Магнуса, я аккуратненько так, стараясь не привлекать особого внимания, отошел в один из углов зала, где и велись переговоры. Уверен, что кому надо, все заметили, но мало ли какие у меня дела. Так что нормально!
Мне нужно было дать указания Карнаухому. Четкие, ясные, однозначные. И не допускать их двоякого толкования. Вот он, стоит, с ноги на ногу переступает, а пространство вокруг очищено хирдманами. Обычный порядок, чтобы чужаки свои уши греть не пытались.
– Мне это не нравится, Ратмир!
– Что именно, конунг? – ожидаемо спросил тот. – Вокруг Переяславца не пустыня, не степь даже. А обычные земли. Населенные, да и охотников нельзя забывать, и просто разных людей.
– Скорее всего ты прав и я, обжегшись на молоке, дую на воду. И все же… Пусть наши усилят готовность ко всему.
– К чему именно?
– Ко всему, вразуми нас Один, одели мощью Тор и даруй хитроумие Локи! Ромеи меня особо беспокоят! Столь горделивое и напыщенное поведение их базилевса поневоле наводит на подозрения. Говорить лично со мной он явно не желает, даже во время переговоров ограничивается лишь самыми необходимыми словами. Я понимаю, что никакой приязни между нами нет и быть не может, но смотреть на князя Киева как на пустое место… глупо. За одним-единственным исключением.
Карнаухий аж в лице переменился.
– Глупо подобным образом смотреть на скорого покойника. Так, Мрачный? – Догадливый ты.
– Загадка больно нехитрая. Но не верится мне, что ромеи смогли незаметно провести другие отряды в окрестности Переяславца, – покачал головой Ратмир. – Болгария с ними воюет, везде дозоры. Переяславец все же град порубежный. С Русью, но это же неважно!
– Насчет самих ромеев ты прав… – Мозг работал на полных оборотах, тасуя возможные варианты, словно шулер карточную колоду. И не просто тасуя, а выбирая из множества возможного теоретически реализуемое и на практике. – Ромеи любят чужими руками жар загребать. А с запада валашские племена, которые сами Болгарии не угроза, но через них кто угодно пройти сможет. Любой отряд или отряды. Не ромеев, их наемников. В общем… Скорее всего я зря всполошился, но все же стяни всех наших в кулак, пусть будут готовы.
– Дозоры?
– Только конные. Знаю, что с собой мы лошадей не тащили. Но золото чудеса творит, сам то ведаешь. Мне не нужны мертвые хирдманы, Карнаухий! Лучше платить золотом, нежели кровью.
– Я прикажу…
– И гонцов на реку. Наши на драккарах тоже пуза греть не должны. Боги помогают с охотой лишь тем, кто и сам о себе заботиться не забывает.
Был Карнаухий, а вот уж и нет его. Ускользнул едва заметной тенью, имея необходимые приказы. Сам же я остался терзаться неизвестностью. А заодно и надеждой, что все это лишь моя разгулявшаяся паранойя.
Почему я вообще столь эмоционально среагировал на такую мелочь, как какие-то непонятные люди, замеченные лишь издали и мимолетно? Люди, они люди и есть, вокруг обычные земли, хоть и порубежные. На них тоже селятся, пусть и рискованное это дело, откровенно говоря. Все дело в том, что, когда все идет слишком хорошо и гладко, надо внимательно присмотреться. Наверняка под благостной оболочкой таится какая-то хитрая ловушка. Законы равновесия, если так можно выразиться. Сумеешь найти по соседству с плюсами затаившийся минус и избежать его – Молодец! Не сумеешь… Что ж, в следующий раз будешь умнее и осторожнее. Если выживешь! Мир десятого века слишком суров, откровенно безжалостен и не предполагает большого лимита ошибок.
Впрочем, одна умная голова хорошо, а две – на порядок лучше. Это я про Магнуса. Я же вновь сижу на предназначенном лично для меня месте, делаю вид, что внимательно вслушиваюсь в очередной ушат извергаемых ромеями славословий, под коими таится искренняя ненависть к побеждающей в войне стороне. Ну а Магнус шепчет на ухо, что ничего стоящего за время моего недолгого отсутствия не произошло. А то я не догадывался! На сегодня более ничего важного даже не предвиделось. И вообще, пора бы заканчивать эти самые переговоры, официально заключать мир между Византией и Болгарией. После чего разъезжаться по домам с чувством исполненного долга. У каждого это чувство будет свое, да и сладость победы или горечь почти что поражения сильно различны, сами понимаете. Но мир или хотя бы перемирие нужно всем. Даже Руси, несмотря на то, что мы в этой войнушке даже краем не участвуем.
– Что-то важное? – почти беззвучный шепот Магнуса.
– Да.
– Срочно?
– Не настолько, чтобы нарушать все вот это, – кривая усмешка и жест в адрес разговорившегося протасикрита, начальника канцелярии базилевса. – Но в то же время настолько, чтобы обсудить сразу после завершения.
– Заинтересован и обеспокоен.
Побратим нынче довольно лаконичен. Настроение такое или просто не хочет привлекать к нам внимание более обычного? Как по мне, скорее верно второе предположение. Хоть и кичатся ромеи своим языком, считают, что все должны его знать, а сами они другие учить не обязаны, на деле же все несколько иначе. Те, кому по должности положено, знают порой самые экзотические наречия вроде печенежских или хазарских. Понимают, что в делах политики невместно корчить из себя правителей всего мира. На деле таковыми не являясь.
Пошло еще почти два часа утомляющих речей, но я все же был доволен. На завтра назначили окончательное подписание мира, потом должен был состояться посвященный сему событию «праздничный» пир… Пусть ромеям он был явно неприятен, но они все же сами его предложили. Традиции, те самые, что сковывали их не один век, являясь по большей части уже не помощью, а гирями на ногах. И все!