Я обошел все избы. Из работников – только четверо мужиков, остальные – дети, старики, женщины. И во всех избах – нужда и бедность. Все-таки я решил: буду брать. Землю еще прикуплю – потом, остальное хозяйство налажу. С тем и отбыл.
И закрутилось – завертелось… Степан свел меня с дьяком; за солидную мзду, да уплатив недоимку, да отвалив немалые деньги в казну за землю и двадцать душ крепостных, я получил к исходу месяца купчую.
Все, с этого дня я – самый настоящий боярин, с землею и двадцатью душами крепостных, за которых в ответе только перед Господом. Могу уморить голодом, могу запороть до смерти, только не для того я покупал деревню и землю, чтобы все привести в упадок. И без меня все едва дышало.
Вложить придется немало, но я уже чувствовал ответственность за этих людей.
Теперь можно посещать боярское собрание, показываться в свете – надо примелькаться. А допрежь – заняться деревней. Сейчас средина лета, сеять что-либо уже поздно, а вот домишки подправить, ремесло дать в руки, а с ним и заработок холопам – в самый раз.
Мое приобретение скромно отметили в домашнем кругу. Елена за прошедшее время – с тех пор как я стал боярином – слегка изменилась, построжела, что ли? Ну как же – новоявленная боярыня, хорошо, что не Морозова.
Я отдохнул от беготни и суеты пару дней, а потом засобирался в свою деревню.
Конечно, пока бумаги о покупке земли боярином Михайловым дойдут до Москвы, времени пройдет много. Государева машина работала медленно, но верно. И наступит пора, когда на смотр придется выставить ратников – как писано в указе, «конно и оружно». С моих земель потребуется выставить трех человек. Ну, один – это я, так еще двух боевых холопов надо где-то брать.
Поразмыслив, я пошел на торг. Во-первых, попробую купить пленников, что попали в рабство. Кого-то возьму в работники, на землю – из бывших крестьян, а если найду шустрых, их можно и в боевые холопы записать.
На торгу рабов продавали – не сказать, что торговля людьми была на виду, но она существовала. Мне никогда раньше людей покупать не приходилось, потому и опыта не было.
В самом углу, у двух бревенчатых сараев, и располагался пятачок, где торговали пленными. Всякие люди попадали в плен – литвины, из Великого княжества Литовского, для которых русский язык был родным, татары – казанские и крымские, шведы в исчезающе малых количествах; были и русаки, попавшие в рабство за неотданный долг и прочие прегрешения.
Подойдя к пятачку, я увидел выставленных на продажу людей. У всех на ногах были цепи.
Меня интересовали мужчины. Поскольку покупателей на столь экзотический товар не было, сразу подошли два продавца и стали расхваливать свой товар.
– Погляди, какой он молодой и сильный.
– Нет, ты мой товар погляди: девушка – как наливное яблочко, будет ласковой наложницей.
– Уважаемые, – встрял я, – дайте сначала самому осмотреть людей и поговорить с ними – постойте в сторонке.
Продавцы недоуменно переглянулись.
– Чего с ними разговаривать?
Однако препятствовать мне не стали.
Я подошел к мужику крестьянского вида.
– Ты кто?
– Крестьянин.
– Откуда?
– С Вологодской губернии, хозяин за недоимки продал.
Мужик потупился.
– Работал, что ли, плохо?
– Да как долг отдашь? Зерно под урожай брал, только засуха случилась.
– Будешь у меня работать?
– Ну, ежели по-человечески относиться будешь.
– Семья есть ли?
– Как не быть – жена, детки.
– Беру.
Я подошел к следующему.
– Ты кто?
– Гончар.
– Откуда?
– Литвин.
– Если дам мастерскую, будешь заниматься своим делом?
– Буду.
– Беру.
Так я обошел весь ряд. Когда выбрал молодого парня, тот с тоской глянул на стоявшую рядом девушку.
– Кто она тебе?
– Сестра.
– Хорошо, беру обоих.
Я торговался с продавцами, сбивая цену, и в итоге мне удалось сэкономить несколько рублей.
Когда купленные люди уже двинулись за мной, я увидел сидящего у сарая мужика самого страшного вида, закованного кандалами по рукам и ногам. Лицо его заросло волосом, лишь только глаза виднелись. Мужик был здоров, как бугай, – через ветхую одежду проступали мышцы.
Я спросил у продавца:
– Это еще что за зверь такой? За что его в железа заковали?
– Беглый. Силен, как бык, только уж своенравный очень, прежнего хозяина чуть не зашиб. Не берут его – как только узнают о предыдущем владельце, отказываются. Мы уж хотим его татарве в Крым продать. Там его живо обломают.
– Сколько просите?
– За рубль отдам, считай – себе в убыток. Больно уж дикий, чуть не по нему – кулачищами машет.
Я отдал рубль. Продавец вопросительно посмотрел на меня:
– Расковать или так поведешь?
– Расковывай – не зверь же он в самом деле.
Я вывел людей за торг.
– Стоять всем здесь.
Вернулся на торг, нашел двух возчиков с подводами и нанял их для перевозки людей в мое имение Смоляниново. Когда телеги подъехали и люди уселись, я спросил:
– Вас кормили сегодня?
Ответом было угрюмое молчание.
– Трогай!
Подводы поехали, я пошел сбоку. Когда телеги поравнялись с трактиром, я приказал остановиться, зашел в трапезную и попросил хозяина вынести на улицу целый таз пирогов и четыре кувшина кваса. Не дело морить людей голодом – причем уже моих людей, мою собственность.
Бывшие пленники с жадностью накинулись на еду.
– Так, слушать меня всем! Вас отвезут в мою деревню, называется Смоляниново. Отныне это будет ваш дом. Завтра с утра я подъеду и займусь вашим обустройством. Удачно доехать! Кто решит сбежать – поймаю и отдам палачу.
Я повернулся и отправился назад, на торг. Телеги с людьми двинулись по улице к городским воротам. Я же нашел в работном углу ватажку плотников и подрядился с ними о работе. Разговаривал сразу со всей ватагой.
– Надо поднять четыре дома, не пятистенку – обычных. Лес есть, но на корню – надо рубить, возить. Потому, если есть подвода – плачу отдельно. Нет – ищите сами. После окончания работ расплачиваюсь и продолжим дальше. Надо сделать быстро, чтобы успеть до холодов. Сможете?
– Это как платить будешь, барин.
– Не барин я – боярин родовитый.