Первой это поняла Незер. На ее крик из дома выскочили Хекет и Бина. Незер в ужасе показывала на огромную старую сикомору, под которой они любили сидеть в жару. Хекет не могла понять, что так ужаснуло подругу, сикомора не сгорела, не была объедена насекомыми, не завяла, даже не очень много листьев потеряла за время бури.
— Что, Незер?
— Тени нет!
— Это значит?..
— Сет погиб.
Бина обрадовалась:
— Вот хорошо! Погиб бог тьмы, теперь всегда будет свет!
Незер не сдержалась и… отхлестала младшую подругу по щекам:
— Идиотка! Сет защитник Ра, если его не будет, змей Апоп завтра же сожрет Ра.
— Ой! — прижала руки к губам, плюхнувшись прямо на землю, Бина.
Крик Незер слышали многие в поместье, всех объял какой-то первобытный ужас. Ждали гибели, ежеминутно смотрели на сикомору, словно только у нее могла быть тень. Но ничего не было. Женщины рыдали, дети ревели, мужчины ходили хмурые. Египту грозила гибель.
Незер было все равно, что произойдет с сикоморой, с поместьем и даже с Египтом, ее беспокоила судьба троих — маленького Ману, взрослого Нармера и божественного Сета. Причем последнего больше всего, она лучше других понимала, что гибель Сета будет означать гибель всех остальных.
Первые вести пришли с юга не скоро, да и то твердили что-то непонятное — богов остановил Нармер, но Гор серьезно ранил Сета. Бог тьмы удалился, и теперь в Египте будет только свет.
Когда в поместье появились Нармер и Менес, Незер первым увидела отца своего младшего сына. Вот уж кого она не только не ожидала, но и совсем не желала видеть! Но Нармера рядом еще не было, это навело Незер на страшную мысль, она метнулась к скульптору, вцепилась в него:
— Что с Нармером?! Где он?
Менес растерянно оглянулся на входившего в ворота юношу:
— Вон он.
— Нармер! — теперь Незер крепко держала сына.
Тот гладил ее по плечу, успокаивая:
— Ну, что ты, что? Со мной все в порядке.
Он явно был смущен. Красивая молодая женщина плакала от счастья у него на груди, но назвать ее матерью не поворачивался язык.
Менес стоял рядом, не решаясь спросить о своем сыне.
В эту минуту Хекет вынесла из дома проснувшегося Ману. Не нужно было ничего объяснять, достаточно взглянуть на Менеса и малыша. Хекет замерла, раскрыв рот:
— Ой!
Нармер рассмеялся:
— Как же он на тебя похож.
Незер, почувствовав угрозу, забрала ребенка у подруги:
— Это мой сын!
Менес вздохнул:
— Твой. И мой. Почему ты не сказала, что родила сына?
— После того, как ты назвал меня дрянью? Или когда бросил в Кене, не поинтересовавшись, жива ли вообще?
— Незер, прости.
А она уже повернулась к Нармеру:
— Что с Сетом?
— Он…
— Что?!
— Понимаешь… Гор лишил его яичек.
— И?..
— И все. Сет удалился куда-то, наверное, за Джаути. Его никто не видел. Но происходит что-то странное.
— Нет тени, значит, с Сетом что-то не так.
— Я не знаю, Незер, — честно признался Нармер.
Незер передала сына Хекет, и та унесла малыша в сад, где хоть и не было тени, но чувствовалась приятная прохлада. Вместе с Хекет и Ману ушел Менес. Скульптор уже понял, что Незер никогда не простит ему предательства там, в Кене, но понял и то, что юная женщина любит бога тьмы. Он не стал больше ничего объяснять и просить прощения тоже не стал. Менеса больше интересовал маленький мальчик, судя по реакции окружающих, похожий на него самого. Сын! У него есть сын!
Хекет ревниво следила за тем, как Менес обращается с малышом, который сразу пошел на руки к отцу и теперь таскал его за ухо.
— Незер ни за что не отдаст тебе ребенка! — на всякий случай предупредила она.
— Я не собираюсь отбирать. Ребенок должен жить с матерью, пока не повзрослеет. Но я отец и хочу с ним видеться.
Хекет облегченно вздохнула:
— Это можно.
Немного погодя они оживленно болтали обо всем на свете, исключая Сета и нынешние странности.
А Незер потребовала, чтобы Нармер подробно рассказал о битве.
Пока слуги накрывали пиршественный стол по случаю приезда дорогих гостей, считая Нармера братом хозяйки, юноша поведал о том, что случилось.
Потом их угощали изысканными яствами, среди которых было и жирное мясо гиппопотама с уксусом, и мясо орикса с приправами, и гусиное филе, вымоченное в пиве, и соленые перепела, и еще много всякого. Вареные зерна пшеницы с медом и салат из латука, фаршированные огурцы и голуби на длинных вертелах, нанизанные в ряд, горы лепешек и хлеба самого разного вида и качества — соленые и сладкие, щедро политые сиропом из плодов рожкового дерева или медом, много овощей и фруктов, хотя сезон сбора урожая еще не начался.
Пробуя чеснок, вымоченный в меду, Нармер качал головой:
— У тебя отменный повар.
— Не повар — повариха. Если хочешь похвалить, я ее позову.
— Незер, чье это все? — Менес окинул взглядом двор.
— Мое. И Ману.
— А… муж?
— У меня нет мужа, Менес. И никогда не было. Зато есть разумный управляющий. Мне остается только считать прибыль.
Потом Менес снова играл с маленьким Ману под присмотром Хекет, Нармер отправился осматривать поместье с Рамесом, Бина убежала за ними, девчонке явно понравился юноша, как и Хекет отец Ману. А Незер сидела, с тоской глядя на юго-восток, в ту сторону, где в своем дворце мог быть Сет.
И вдруг у нее вырвалось:
— Сети! Сети, я знаю, что ты слышишь меня, ты всегда была рядом со мной. Скажи Сету, что он нужен мне любым. Я жду его. Пусть или пустит меня к себе, или придет ко мне. Я люблю его.
Стая невесть откуда взявшихся черных птиц вдруг поднялась на крыло с верхушки сикоморы и улетела в том же направлении, куда смотрела Незер. Птицы превратились сначала в облачко, а потом в точку.
— Только бы Сет поверил, — прошептала Незер.
Сет действительно находился в своем дворце. Уничтожив Джаути, он не уничтожил остальную жизнь Запретных владений. Здесь все росло, цвело, здесь была живительная влага и живительная тень, но Хозяина не радовало ничто.
Он мог уничтожить Гора, уничтожить Египет, но это не вернуло бы прежней жизни. Мальчишка нашел самое уязвимое место у Сета и ударил по нему. Воинственный бог больше всего боялся стать похожим на толстяка Хапи — бога Нила, у которого из-за женственной фигуры грудь висела, как у женщины.